Я занимаю слишком много места, но все равно не хочу вставать. Словно боюсь нарушить гармонию, выпасть из нее, снова начать… Нет. Лучше сосредоточиться на голосе Нэба, которого все слушают.
– Нас так и не выселили, но после третьего прихода инспектора у мамы случился сердечный приступ. Она умерла.
Как у него получается говорить об этом так спокойно и, главное, зачем? Решил поделиться со всеми своей историей?
– Можно же было обратиться в больницу! – восклицает Рика.
– Это было десять лет назад. У нас не было ни страховки, ни денег.
– А программы? – спрашивает Лекс. – Для малоимущих…
Кривится Эл, сам «малоимущий», отвечает вместо Нэба:
– Толку с той программы! Она дешевая, но все равно…
– И мы не могли в нее попасть, – добавляет Нэб. – Сейчас все немного изменилось, а тогда… Тому было восемнадцать, мне двадцать один. Маме – сорок. Не инвалиды, не беременные и слишком взрослые, все трое. По мнению государства, у нас должна была быть работа и страховка или деньги, чтобы оплатить врачей.
– Вы даже не вызвали «скорую», – едва слышно говорит Бет надо мной, и я понимаю, что лежу головой у нее на коленях.
– Да, – спокойно подтверждает Нэб, – не вызвали. Потому что «скорая» хочет страховку или деньги. Что бы мы делали со счетом на десять тысяч долларов?
Бет только закрывает лицо ладонями. Для нее эта история – кошмар совершенно сюрреалистичный, невозможный – не в ее мире. Хочется обнять ее, рассказать, как паршиво живется на улице. Впрочем, об этом может рассказать Эл.
– Так мы остались вдвоем. – Нэб продолжает свою исповедь. – А еще через год заброшенный дом, в котором мы жили, рухнул. У меня были сломаны ноги, Том потерял сознание. Я полз, разгребал обломки и тащил брата за собой, пока не выбрался наружу. Там отключился. Решил, что теперь все, в общем, в порядке.
Хмыкает где-то в темноте Мори. Он сегодня, точно так же как Нэб, позволил себе потерять сознание только когда решил, что дело сделано.
А потом очнулся и наверняка пожалел, что отключился. Что не был рядом с Рикой, когда ей пришлось оплатить наш шанс закончить тест.
Как она там? Я ведь наверняка сопротивлялся, хоть и не помню этого. Впрочем, думаю, уже все нормально. Мори ведь в сознании.
Нэб рассказывает, как пришел в себя в больнице, как испугался будущего счета… Как узнал, что Том погиб и стало не до оплаты долгов.
– Это из-за того, что я его тащил. Если бы оставил брата под завалом, выбрался сам и вызвал спасателей, он был бы жив.
У него очень ровный голос, не искусственно равнодушный, а по-настоящему спокойный, мирный, каким говорят о погоде, а не о смерти.
– В «скорую» позвонили хиппи. Их лагерь был неподалеку, они и нашли нас. Я остался у них. Они помогли мне оплатить счет, и никто никогда не напоминал, как дорого я обошелся общине. Благодаря этим людям я жив.
Повисает тишина. Шорох, узкая ладонь Нэба словно тонет в окружающей темноте.
– Я не знаю, что сказать, – спокойно признается Бемби. – Я просто хотела бы, чтобы всего этого с тобой не случилось.
Нэб только чуть улыбается, накрывает темную руку своей.
– После этого со мной случилась жизнь в общине, несколько интересных работ и людей, которые меня учили. Много учеников. Этот мальчик, притворяющийся, что еще не очнулся. – Вздрагиваю, сажусь поспешно. Улыбка Бет еле видна в полутьме, у Нэба блестят глаза. – И вы, – договаривает он. Признается, обводя всех взглядом: – Вы – одна из лучших вещей, что со мной случались. Мир замыкается в кольцо, все приходит в равновесие, если дать шанс. За каждым из нас стоит тень, которую мы боимся и стараемся не замечать. Но эта тень никуда не исчезает. Она превращается в слона, который, быть может, и не хотел растоптать мельтешащих под ногами малышей, но невольно делает это. Давайте поможем себе и друг другу увидеть этих слонов. Тогда проще будет с ними уживаться.
– Не сегодня, – качает головой Лекс. – И так слишком нервный день.
– Я уже все рассказывал, – замечает Винни. – До тебя. Если вкратце – сирота, жил на улице с детства, воспитан одним бандитом. Продавал для него дурь. Он меня трахал, а я колол себе товар. Ломка была здесь, в доме. Все. Выйду – пойду с Бемби в полицию сдавать этого мудака.
Нэб кивает. Такое отсутствие сочувствия пугает и в то же время странно успокаивает. Когда придет мой черед рассказывать о прошлом, он также кивнет, и в этом не будет жалости. Я бы ее не хотел. Так же как не хотел бы, чтобы кто-нибудь однажды сказал, что, создавая боксы, я был прав.
– Скоро полночь, – негромко говорит Эл. – Мы все равно не спим…
– Эдриан только очнулся. – Бет качает головой.
– Я могу идти дальше, – возражаю. Слабость еще растекается по мышцам, но завтра мне вряд ли будет намного лучше.
– А Мори? – это Лекс. – Нам же его тоже переносить, когда ты пройдешь. Вообще, какой смысл ломиться в бокс, если на ногах еле держишься? Или ты думаешь, что у Бет бинты лишние?
– Согласна. – Бемби складывает руки на груди. – Начнем тест завтра.
– А я не согласна, – звучит из-под потолка фальшиво жалобно. – Братик, тут ужасно скучно! Развлеки меня, пока я не занялась этим сама.