Взаперти

– Ваше высокородие! Вас просит на разговор Иван Заседателев.

– Иду, – отложил ручку Лыков. – Где он?

– Под лестницей на третий этаж.

Сыщик вышел в темный коридор. Покрутил головой и двинулся под лестницу.

– Иван Кирьянович, отзовитесь.

– Здесь я, Алексей Николаич.

– Что за срочность?

– Я кое-что видел. Случайно подсмотрел. Думал, думал и решил вам доложить.

– Говорите.

Надзиратель огляделся, хотя вокруг никого не было.

– Значит, у вас в благородном отделении есть такой Салатов-Петрищев…

– Салатко, – поправил Лыков.

– Ну пусть так. Богатый человек, денежный.

– Иван Кирьянович, переходите уже к делу.

– Слушаюсь. Так вот, нынче этому самому Салатке в укромном месте передали какой-то сверток. Сделал это арестант Жежель, которым вы интересовались.

– Вавила? Хм. Очень любопытно. Что у него общего с аферистом?

Заседателев пожал плечами:

– Что там в свертке, мне разглядеть не удалось. Небольшой, примерно с книжку. А может, то и была книжка? Вот только Жежель их не читает. Еще подозрительно, что оба они постоянно оглядывались по сторонам, не видит ли кто их беседы.

– Да, необычно, подозрительно. Вы правильно сделали, что мне рассказали. Буду иметь в виду. У вас все?

– Еще только одно: Салатко назвал его по имени. А точнее, Никитой. По бумагам-то Жежеля звать Вавила.

– Никита? – поразился Лыков. – Ну конечно! Как я сразу не догадался.

Заседателев помялся чуток, облизнул по привычке губы и спросил:

– Вспомнили его? Кто таков?

– Известный бандит в розыске. Вам пока лучше не знать подробностей. Держитесь от Вавилы-Никиты подальше. Скоро я его раскассирую, за ним смертный приговор давно бегает.

Сыщик вручил надзирателю целый четвертной билет, пожал руку и вернулся в камеру. Он мог бы телефонировать своему помощнику на квартиру, но было уже половина двенадцатого. А там маленький ребенок, недолго и разбудить. Лучше отложить звонок на завтра.

Утром Алексей Николаевич попросил старшего надзирателя дать ему обыскать камеру Салатко-Петрищева. Тот поинтересовался:

– А зачем, ваше высокородие?

– Он давеча беседовал с Жежелем из Шестого коридора.

– И что с того?

– Жежель не тот, за кого себя выдает. Это крайне опасный человек.

– По документам он вроде бы мелкий вор.

– Иван Макарович! – начал сердиться сыщик. – По документам я убийца. Хотя не убивал. Раз говорю, что нужно обыскать камеру, значит, так надо.

Через час Непокупной доложил, что лжебанкрот в канцелярии встречается со своим доверенным. А его камердинер застрял в тюремной лавке.

– Идем! – приказал бывший статский советник.

Они вошли в пустую камеру. Непокупной ничего не трогал, он остался стоять у порога. Сыщик начал осматривать вещи и скоро обнаружил то, что искал. Присвистнул и сказал взволнованно:

– Иван Макарович, гляди.

– Что это? Никак облигации.

– Именные шестипроцентные обязательства Крестьянского поземельного банка. Смекаешь?

– Никак нет, ваше высокородие. Доходные бумаги – и что в них запрещенного?

– Я же говорю: они именные. Записаны на Иосифа Генриховича Земло. Это киевский купец, которого в сентябре прошлого года зарезал известный разбойник Коломбат.

Старший надзиратель нахмурился:

– Купоны, стало быть, кровью меченные? И лежат у меня в отделении?

– Об этом и речь, – подтвердил Лыков. – Сейчас Коломбат отбывает бессрочную каторгу в Лукьяновской тюрьме. Убил, сволочь, пятнадцать человек. В том числе двоих детей. Обязательства Крестьянского банка так и не нашли. А они вот где.

– Но зачем купоны в тюрьму передавать? – недоумевал старший надзиратель. – Ими здесь не расплатишься.

– Думаю, дело было так. Жежель связан с Коломбатом, он – не выявленный следствием член его шайки. Бандит сохранил билеты, но сам не сумел обратить их в деньги и вручил обязательства Салатко-Петрищеву. Именные бумаги нельзя просто так продать. Чтобы оформить их на нового владельца, нужно идти в контору Государственного банка или в казенную палату. А там эти обязательства объявлены в розыск, продавца сразу арестуют.

– И как тогда?

– Салатко-Петрищев – финансовый аферист, мошенник с большими связями. Он может обойти закон, например, если у него есть сообщник в какой-нибудь из казенных палат. На окраинах, в Туркестане или на Кавказе, это обычное дело. Теперь сообразил, Иван Макарыч? У тебя под боком разбойники крутят доходные бумаги убитых ими людей. Не тюрьма, а проходной двор! Все Лясота и его люди. Стража татебного отделения насквозь продажная.

Непокупной смотрел на сыщика недоверчиво:

– Точно это купоны зарезанного в Киеве купца? Не могли вы ошибиться?

– В Департаменте полиции имеется список разыскиваемых лиц. В нем под литерой «Д» указаны похищенные доходные бумаги. Не веришь мне – проверь. Ах, Жежель, Жежель. Ну, теперь ты попался.

– А как арестант мог сесть в тюремный замок под чужим именем? – продолжил расспросы Непокупной. – Такие вещи должны проверяться. Вон сколько бумаг оформляют в канцелярии! Статейный список, алфавит, арестантский листок…

Лыков и на это дал ответ: