Взаперти

Лыков подошел к решетке и стал ощупывать кирпичи. Нет, он ошибся насчет кладки, та была новая. Видимо, окно сложили во время ремонта 1884 года, когда замок переделывали в исправительное отделение. И железо явно не екатерининских времен. Тем лучше.

Согласно уставу, бойница находилась на высоте два аршина двенадцать вершков от пола[110]. Лыкову не хватало роста, чтобы раскачать прутья. Он быстро нашелся: поставил вниз перевернутое помойное ведро и осторожно взгромоздился на него. Было трудно балансировать, но куда деваться? Сыщик попробовал все три вертикальных прута. Ему показалось, что центральный поддается лучше других. Итак… Он несколько раз вдохнул и выдохнул. Сейчас станет ясно, жить ему или помирать.

Алексей Николаевич нажал сначала несильно. Ему понравилось, что железо сразу удобно легло в захват. Толщина три четверти вершка – хороший размер. Он начал наращивать давление. Прут стоял как вкопанный. Неужели не сдюжить? Тогда, в бандитском подвале тридцать три года назад, тоже казалось, что выломать из петель окованную железом дверь невозможно. А он выломал. Неужто сейчас мускулатура подведет его? Ну-ка, силушка, выручай, выручай… Сыщик тянул на себя прут уже со всей дури, так что перед глазами повисла белая пелена. Но быстро обнаружил: внутри него сидит страх, страх и неверие…

Лыков бросил тягаться с железом, отошел и наладил дыхание. Потом стал выгонять страх наружу. Очень медленно, убеждая себя, что он справится, арестант вошел в правильный настрой.

Он вспомнил случай в Новозыбковском централе. Там каторжник, обладавший большой физической силой, выдернул прут из стены с помощью обычной тряпки. Обвязал ею нужную железяку, другой конец заложил за соседнюю, создал таким образом рычаг. И как следует дернул. Попробовать его способ, но использовать вместо тряпки кандальную цепь? Лыков так и сделал. Взялся поудобнее, с трудом удерживаясь на донышке ведра. Наскоро помолился. И потянул за длинное плечо.

Ему казалось, что он вложил силы меньше, чем в первый раз. Но железо словно ожило и стронулось с места. Лыков радостно ахнул, взялся за середину прута и нажал со всей дури. Прут согнулся буквой «люди», а силач грохнулся с ведра, едва не убившись. Есть! Нижний конец почти вылез из кладки. Сыщик понял, что сумеет извлечь прут, когда наступит время драться. Он развернул его так, чтобы изгиб не был заметен от двери. И отошел обратно к стене, унимая возникшую откуда-то дрожь. Но это был уже не страх. Скорее нетерпение. Еще поборемся, сам себе сказал Лыков. Еще поглядим, чья возьмет. Ребята будут не готовы: подумаешь, толпой на одного скованного…

Он еще раз осмотрел карцер. Ни тюфяка на полу, ни доски. Стены, как и в татебном коридоре, обиты листовым железом. Асфальт холодный, словно его отлили из льда. Как тут люди сидят по две недели? Из всей обстановки – только ведро без крышки, вонючее и грязное. Надеть его на голову Сахтанскому, когда все кончится? Лыков несколько минут обдумывал эту идею и окончательно вернул себе присутствие духа. Захотели боя? Ну, получите.

Медленно потянулось время. Алексей Николаевич разложил на полу бушлат и сел. Но скоро замерз, опять утеплился и стал ходить по камере. Три шага туда и три обратно. Кандалы он привесил на живую нитку и ходил, позванивая ими. Когда солнце склонилось к закату, его пришли навестить. Хотели убедиться, что телец готов на заклание… Посетителями оказались Лясота со сломанным носом и один из его подручных. Менты ввалились со «Смит-Вессонами» в руках и стояли у порога, явно опасаясь свою жертву.

Лясота, нагло осклабившись, приказал:

– Алексей Лыков! Шапку долой!

Сыщик понял, что его опять провоцируют. Раньше в тюрьмах существовало особое наказание: арестантов из благородных называли только по имени, без отчества. Несколько лет назад эту меру официально запретили как унижающую человеческое достоинство. Теперь стражник нарочно глумился над бывшим статским советником, надеясь вызвать его на грубость.

Лыков шапку не снял, но и отвечать не стал, просто отвернулся. Его сдержанность утихомирила тюремщиков. Старший зловеще бросил: ну, жди… И они удалились.

Теперь осталось недолго, понял Алексей Николаевич. И снова вернулся страх. Чтобы придать себе смелости, он сбросил кандалы и взялся за прут. Раз – и тот выскочил из кладки. Сыщик разогнул его о кромку подоконника, чтобы было удобнее бить. Подкинул железо в руке – годится. Длина с аршин, и весу фунтов десять. Если такой штукой врезать по переносице, можно читать отходную.

Лыков опять повеселел. Ай да он! Молодец, не зря ходил столько лет в атлетический клуб. Вот и пригодилось. Сыщик поставил оружие в угол, так, чтобы закрыть его собой, когда посмотрят в прозорку. Кандалы снова оторвал и держал их в руках. После чего застыл в ожидании.

Сердце стучало, как машина парохода, а враги все не шли и не шли. Арестант успел два раза испугаться и два раза успокоиться. И вот в коридоре послышались шаги. Ого, сколько их… Человек десять, не меньше. Ну, пан или пропал…