Взбаламученное море

— Солдатушки уж идут! — как-то робко они оповестили.

Толпа, как бы вся в один момент, опустила голову.

Варегин проворно встал и пошел по деревне навстречу команде.

Впереди всоей роты ехал верхом на лошади молоденький офицер. На лице его написана была гордость и серьезность. Солдаты же, напротив, шли вольно, развязно, и большая часть весело между собой перешучивались.

Варегин пошел рядом с солдатами.

— Вы, братцы, имейте лицо-то посерьезнее, посуровее, — сказал он.

— Нахмуримся, ваше благородие, — отвечали ему несколько солдат в один голос.

— Ну, и сначала оцепите только некоторых, — обратился он уже к офицеру.

— Знаю-с, — отвечал тот самодовольно.

— Что огонь употреблять, кровь понапрасну проливать! — обратился опять Варегин к солдатам.

— Известно, ваше благородие, — подтвердил ему фельдфебель: оцепим по-первоначалу, а тут, коли упираться очень начнут, так в приклады.

— Знаем, ваше благородие, не в первый уж раз, — подхватил молодой и с умным лицом солдат: — я этта в Спирове не то что прикладом, а схватил за волосы главного-то зачинщика. «Господин служивый!» — закричал и на колени, а за ним и прочие другие.

Все почти солдаты захохотали.

— Бунтовщики тоже, робята, важные, — произнесло опять несколько голосов.

— Смирно! Ружья на плечо! — скомандовал офицер.

В это время входили уже в самую усадьбу.

Солдаты сейчас же поправились и нахмурились. Офицер махнул барабанщику. Тот громко, так что раздалось на все селение, ударил марш.

Варегин, проворно опередя солдат, опять подошел к мужикам.

Лицо его было бледно, волосы растрепаны.

— Братцы, образумьтесь, смерть вам угрожает! — вскричал он.

Толпа вся дрожала с первого же звука барабана, но ничего не говорила.

Солдаты стали обходить ее и выстроились против нее.

— Братцы, образумьтесь! — произнес еще раз Варегин.

Молчание.

Он махнул белым платком офицеру.

— С левой по одному марш! — скомандовал офицер.

Цепь солдат отделилась и стала входить в толпу, которая и не понимала, что это такое с ней делают.

— Сомкнись! — скомандовал офицер.

Солдаты сомкнулись, человек двадцать мужиков осатлись у них в цепи.

Один молодой парень хотел было выскочить из нее, солдат ткнул ему прикладом в лицо.

Старикашка-староста что-то топтался на одном месте. Этот молодой парень был его единственный сын.

— Тятенька! — закричал он ему оттуда.

— Ну, черти, дьяволы! Становитесь на колени! — вскрикнул старик и сам стал на колени, за ним стали несколько мужиков.

— Виноваты, матушка наша Софья Петровна, виноваты! — завопили они.

Варегин подошел к одному из не ставших на колени мужиков и ударил его по плечу.

— Ну, становись! Еще за зачинщика сочтут.

И вслед затем все остальные коленопреклонились.

Оцепленные давно уже стояли на коленках, а нежный старостин сын даже ревел.

— Надо зачинщиков отобрать! — сказал исправник Варегину.

Тот махнул ему рукой и, совершенно утомленный, опять опустился на рундучок крыльца.

— Кто зачинщики? — продолжал исправник, подходя к стоявшему все еще на коленях старосте.

— Да, батюшка, из Питера к нам сходил человек, — отвечал старик, молебно простирая к нему руки.

— Какой?

— Да вот барыни-то нашей кучер бывший, Михайла; он в бегах был и проходил с дворянином одним: «не повинуйтесь, говорит, а то хуже, говорит, под крепость опять попадете!»

— С каким дворянином?

— Да как его, батюшка, забыл, как и прозвище-то… регистратором каким-то себя называл.

Варегин при этом вслушался немного.

— Кто же здесь-то собственно был зачинщик? — продолжал исправник допрашивать, не поднимая старика с колен.

— Здесь я, батюшка, я самый главный! — отвечал тот.

— Ступай в сторону.

Старик встал и отошел в сторону.

— А кто еще? Кто еще был зачинщиком? — обратился исправник опять к толпе.

— Я-с! — отозвался сам один из мужиков.

— В сторону!

Мужик отошел и встал.

— Кто еще? — продолжал опять исправник.

Варегин рвал у себя из бороды волосы.

Толпа перешептывалась между собой.

— Да кто еще? — послышался шопот.

— У Матрены они приставали! — ответил чей-то один голос.

— Давайте Матрену сюда! — крикнул исправник, подслушав эти слова.

Двое мужиков пошли за Матреной, и вслед же затем раздался пронзительный крик на всю усадьбу.

— Батюшки, виновата!.. виновата! — кричала Матрена, выгибаясь всем телом, между тем как двое мужиков тащили ее.

— Давай ее сюда! — проговорил исправник.

Матрену подтащили к нему.

— Приставал у тебя, как вот его, — Михайла, что ли?

— Приставал, батюшка!.. приставал!.. — отвечала она поспешно.

— Михайла и барин?

— Оба, батюшка, оба!

— Что ж они говорили?

— По всей, говорят, России ходим, — сомущаем народ.

— Где ж они теперь?

— Не знаю, батюшка.

— Врешь, бестия! — закричал исправник.

— Не знаю, батюшка!.. не знаю!.. — заревела почти в отчаянии Матрена: — все расскажу тебе!

— Ну, рассказывай. Давно ли они были у тебя?

— С месяц, батюшка.

— Что ж они делали?

— Пили они, батюшка, все три дня, что ни были.

— Ну?

— Молоденький-то, тот все шутил со мной!

— С экой-то стервой?

— Да, батюшка, и сам-то он нехороший такой; и на барина-то не похож!

Варегин в это время встал и ушел в горницы.