Его загадочная смерть — большая утрата для нас. Я лично придерживаюсь мнения, что Хорстман в своих довольно рискованных странствиях по закулисной жизни нашего общества зашел слишком далеко и стал жертвой преступников. Но еще более вероятно, что это и вправду был несчастный случай, трагически оборвавший его творческую карьеру».
Казалось, комиссар Циммерман не в силах покинуть место происшествия. Молча следил он за работой двух групп специалистов — из дорожной полиции и из отдела по расследованию убийств. Работой, которая могла длиться еще часами.
Инспектор Фельдер уже отпустил обоих свидетелей. Он знал, что шеф не будет спешить домой, к своей вечно недовольной жене и дерзкому, капризному сыну. Все, ценившие Циммермана как непревзойденного специалиста по расследованию убийств, в то же время знали, что за успехи в работе тот платит неладами в семейной жизни.
Он привык проводить дни и ночи среди трупов и бумаг. Ночевал в кабинете, только изредка позванивая жене. И практически при этом только терпеливо слушал — так же терпеливо, как допрашивал преступников или изучал бумаги, — только временами повторяя в трубку: «Прошу тебя, постарайся меня понять». Но понять Циммермана не всегда удавалось даже его ближайшим сотрудникам, разве что кроме Фельдера и Келлера. Тем смешнее было полагать, что это сумеет жена.
Фельдер проводил с Циммерманом больше времени, чем его семья. Знал его настолько хорошо, что понимал, даже когда Циммерман не говорил ни слова. Вот сейчас он понял, что шеф ждет не так первых результатов осмотра трупа, как заключения автоинспекции.
Его сообщил сам капитан Крамер-Марайн.
«1. Можно полагать, что машина, которой было совершено убийство, — это большой автомобиль черного цвета. Мы обнаружили обломки черного лака с кузова, удивительно чистые по химическому составу. Это означает, что владелец тщательно ухаживал за машиной.
2. Небольшие осколки стекла, видимо из автомобильной фары, подлежат тщательному изучению.
3. Наиболее вероятно, что автомобиль, сбивший жертву, относился к числу наиболее дорогих. Например, „мерседес-300 или 600“, или „бентли“, „роллс-ройс“. Или один из больших американских автомобилей. После лабораторных исследований сможем сообщить более конкретные данные».
— Да, похоже, случай проходит по высшему классу, — буркнул Циммерман, вежливо поблагодарив коллегу. Потом спросил у Фельдера адрес Хайнца Хорстмана.
— Максимилианштрассе, возле Драматического театра, первый подъезд, четвертый этаж.
Циммерман кивнул. Только сев в служебную машину, заметил:
— Надо же! Смерть Хорстмана могла послужить материалом для самого сенсационного репортажа за всю карьеру, только вот сам он уже не сможет им воспользоваться.
Хельгу Хорстман, теперь уже вдову, дома они не застали. Сколько ни звонили, двери квартиры оставались запертыми. Соседи, разбуженные среди ночи, не слишком дружелюбно реагировали на вторжение полиции. Но Циммерман сохранял ледяное спокойствие.
Один сосед заявил, что никакого Хорстмана не знает и что вообще не интересуется людьми, которых угораздило поселиться рядом с ним. Другой сердито заявил, что с Хорстманами не желает иметь ничего общего, что они явно анархистская публика, сплошь шум, и пьянки, и скандалы, и у них явно занимаются мерзким групповым сексом…
Только третья соседка, бывшая субретка, в годы славы любимица Ингольштадта, точно знала, что полиции нужно.
— Но, господа, как вам в голову могло прийти именно сегодня искать фрау Хорстман дома? Сегодня, когда проходит бал прессы? Могли бы и сами сообразить, где ее искать, и нечего было будить меня!
— Значит, едем в Фолькстеатр, — спокойно сказал Циммерман, когда субретка захлопнула дверь перед его носом.
«В ту ночь с пятницы на субботу я заметил, что мой пес необычно обеспокоен. И я тоже не мог как следует сосредоточиться. В деле всей моей жизни — рукописи книги „Расследование убийств“ продвинулся едва на пару абзацев.
Одной из причин было то, что до сих пор не звонил Циммерман. Обычно он звонил ровно в полночь. Коротко сообщал, что произошло за день, и советовался, как быть дальше. Наша взаимная связь была результатом нескольких десятилетий совместной работы. Мы не просто были добрыми друзьями, но и знали, что у каждого из нас есть способности, которых недостает другому. Взаимно дополняя друг друга, мы достигали результатов, вызывавших удивление. Циммерману недоставало воображения, зато он был практиком с исключительной интуицией, человеком, способным решать и действовать в нужное время и в нужном месте, исключительно способным криминалистом без капли сентиментальности. Один из тех, о ком говорят, что не пощадит и собственную бабушку. Разумеется, в том случае, если это будет полностью обосновано и неизбежно в интересах дела.
Но этот случай оказался исключительным. Ситуация развивалась настолько быстро, что ее и думать нечего было притормозить. Мы, конечно, пытались, но без толку».