Взгляд куклы

– Моя мамаша переспала с каким‑то рок‑музыкантом и таскалась за ним по всей Японии. Жрачку ему готовила, шмотки стирала, едва не массаж ног делала… Только у него таких – толпы. И все угодить горазды. Мамаша надеялась, что ребёнок, то бишь я, поможет его окольцовать. Родила прямо во время гастролей. Но тот музыкант даже на порог её не пустил, от ребёнка отрёкся и пошёл дальше развлекаться с «кисулями». Мамаша в слезах‑соплях решила вернуться домой на попутках, поскольку все деньги давно истратила на «любовь всей жизни». Честно, не знаю, каким образом она не встряла ни в какую историю и почему не бросила меня ещё тогда. Возможно, в ней проснулся материнский инстинкт, хотя особой любви я не чувствовал от неё никогда. Но, в общем‑то, первые пять лет всё шло довольно хорошо. Дед принял блудную дочь, выделил комнату в квартире, устроил на какую‑никакую работу продавщицей в магазин.

Проблемы начались тогда, когда она встретила этого мерзкого типа – Риччи. Так он просил себя называть. Нескладный, в цветастой рубашке, с золотой цепью – бандюг бандюгом, шестёрка, но самомнения било через край. Не знаю уж, чем он купил мою мамашу, может, банальным вниманием, может, чем‑то напоминал того урода, который считается моим биологическим отцом… В общем, он стал частым гостем у нас дома и мамаша частенько сбегала с ним «погулять». А я оставался предоставлен сам себе, тогда‑то и готовить пришлось научиться – в пять лет‑то! Я пару раз чуть пальцы себе не отрезал и обжигался довольно серьёзно. Только выбора у меня не было. Риччи пытался меня задобрить, покупал дорогие игрушки. Но даже не старался запомнить, что мне нравятся рейнджеры, а не трансформеры. И, конечно, я и слова не мог сказать поперёк. «Дают – бери, бьют – беги», – вот и всё, чему он мог меня научить. А мамаша поддакивала.

Спустя пару месяцев мы переехали от деда к Риччи, в его грязную, полную хлама квартиру. Дед только головой качал, но не возражал – он вовсю занимался налаживанием своего бизнеса и нелегальные связи были ему на руку. Только вот и года не прошло, как на клан, к которому примыкал Риччи, случилась облава. Пришлось ему искать себе новое пристанище. И этот подонок не придумал ничего лучше, чем связаться с поставкой наркотиков. «Это хорошие деньги, крошка, заживём лучше прежнего!»

Зажили, конечно… Особенно когда мать пристрастилась к героину. Её уволили с работы за безалаберность и кражу в мелком размере, но от её постоянного присутствия дома лучше не становилось. Она перестала убираться, готовить. Постоянно смотрела телевизор, хохотала на весь дом и грызла чипсы. А на меня обращала внимание не больше, чем на таракана.

Ещё через год Риччи посадили и имущество конфисковали. Нас с матерью просто‑напросто вышвырнули на улицу. Дед куда‑то уехал, поэтому мамашин план вернуться к нему провалился. Устроились в картонной коробке рядом с другими бомжами в парке. Денег не было даже на хлеб, и я собирал еду по помойкам. Только мамаше нужна была доза, а не заплесневевшая дынная булочка. Как‑то сконтачившись с бомжами, она постепенно обменяла оставшиеся у неё украшения и даже вещи на пакетики с белым порошком. Это были дешёвые синтетические наркотики, мамаша от них зверела, вся изгибалась и вопила, как кошка, застрявшая в трубе. Я мог только беспомощно наблюдать за её приступами и ломкой и тщетно пытался спрятать наркотики, но она всегда их находила – и всё начиналось по кругу…

А дальше мамаша продала меня женщине с куклой, я встретил Сио, попал вместе с ней в приют. В этой части я вам не наврал, да и про своё нелёгкое детство, в целом, тоже… – Ама закурил и выпустил дым в потолок. Я пыталась понять, блестят ли у него глаза оапт слёз, которые он пытается скрыть, или он просто не хочет травить нас с Джуном никотином. Хотелось верить в первое: всё же эта версия событий оказалась, как по мне, тяжелее первоначальной. Одно дело – изначально жить в неблагополучных условиях, а другое – пожинать плоды деяний горе‑мамаши.

Нас обступила пронзительная, натянутая тишина. Слышно было лишь как трещит лампа, тревожно пульсируя кругом света. Да на улице вопила какая‑то птица. Джун переводил взгляд с меня на Аму, будто спрашивал разрешения, чтобы утешить. Ему, выросшему в многодетной семье, пусть небогатой, но дружной и любящей, было особенно тяжело подобное слышать. Но жалость Аме была ни к чему.

Я подождала, пока он докурит сигарету и тут же раскурит новую, прежде чем подтолкнуть откровения дальше:

– Но из приюта, как понимаю, Савада сразу забрал вас двоих?