Взгляд куклы

Это было самое тяжёлое слушание на моей памяти. И самая тяжёлая подготовка к нему. По всей стране украшали дома и магазины к Рождеству, покупали подарки, наряжались… А мы вели допросы, опрашивали свидетелей, вели протоколы, подбивали данные. И всё равно казалось, что такого не может быть в реальности. Но оно – было.

Кураива Мохико не отпиралась и не сопротивлялась, когда её вызвали на допрос. Она явно ждала визита полиции, взяв отгул на работе. Спокойная и собранная вошла в допросную комнату. Я подозревала, что рисунки – осознанный толчок следствия, немой крик «Да, я причастна!» Возможно, её замучила совесть, вероятнее – она потеряла надежду найти Реми и вместе с этим смысл своего существования. Хорошо ещё, не закончила жизнь самоубийством.

В допросной было довольно прохладно, а гладкие серые стены не позволяли на чём‑то задерживать взгляд. Это помогало полностью отдаться беседе и вести тонкую интеллектуальную игру. Впрочем, мне даже не приходилось хитрить, передо мной и так выкладывали все карты.

Ответив на стандартные вопросы, Кураива отдалась потоку воспоминаний, и рассказанная ею история внушала в равной степени ужас, трепет и сострадание.

– Понимаете, я всегда мечтала о мальчике, представляла, что его жизнь будет как у героя сенён‑манги, полна приключений и трудностей на пути к мечте. Я готова была во всём его поддержать, во всём помогать! Но родилась – девочка… Думала, в роддоме меня обманули, устроила скандал. Меня успокаивали врачи, уверяли, что ошибки быть не может, говорили: «Посмотрите, какая красавица!» Только вот в патриархальном обществе неважно, красавица ты или уродина, важен только пол. Тогда я решила, что воспитаю своего ребёнка как мальчика, начиная с использования личного местоимения «боку» и заканчивая тем, чтобы писать стоя….

Я понимала, что срок такого обмана – до подросткового возраста. Но ведь ещё хотелось дать ребёнку достойное образование! А в школе, сравнивая себя с другими, Реми точно задался бы вопросом, всё ли с ним в порядке. Поэтому я отчаянно пыталась найти способ, как превратить своего ребёнка в мальчика по‑настоящему. Читала про стероиды, пыталась выйти на пластических хирургов, которые не брезговали бы проводить операции вне закона и при это имели бы хорошую репутацию… А потом вспомнила про Микаши Ори и его талант кукольника.

Мы познакомились с ним в Токийском национальном музее, когда Реми было около трёх лет и я уже могла оставлять его дома одного. Мы с Микаши долго вместе разглядывали одну и ту же скульптуру, невольно разговорились. Микаши посетовал, что ему никак не удаются лица у кукол, поэтому он и пришёл в музей для поиска вдохновения. Уже тогда я поняла, что наша встреча не случайна, а, скорее даже, судьбоносна! И предложила ему свою помощь: сделать несколько болванок из глины и гипса, которые он сможет использовать в работе. Микаши от всего сердца меня благодарил и обещал щедро заплатить, а также компенсировать все транспортные расходы. И не обманул. А когда я узнала, что он из Иокогамы, куда я часто наведывалась в головной офис, то и вовсе уверовала в провидение судьбы.

Мы общались не часто, но это всегда были живые интересные дискуссии о живописи и скульптуре. Где‑то раз в девять месяцев я обновляла болванки. Это было подобно рождению ребёнка: идеального, совершенного, андрогинного… Я чувствовала себя невероятно счастливой. И когда вспомнила об этом, мне пришла в голову гениальная идея – превратить Реми в куклу. Тем более я знала, что и Микаши грезит созданием живого произведения искусства. Мы вместе могли сотворить невероятное!

Микаши, выслушав меня, сказал, что ему нужно время всё обдумать. Он надеялся осуществить свою мечту без лишних жертв, хотел быть Создателем, а не Убийцей. Я в ответ твердила, что невозможно что‑либо создать, не принеся какую‑либо жертву. Даже для создания бумаги и туши гибнут деревья, да и для кукол нужна древесина. А чтобы были силы, мы едим животных… Это закон природы, круговорот жизни, равноценный обмен. Я приводила в пример Широ Ишию, который не достиг бы таких успехов в микробиологии, не проводи он жестокие эксперименты над людьми. Но Микаши всё же не разделял моего энтузиазма. И неизвестно, сколько бы он телился, если бы не очередное вмешательство судьбы…

– Таяно Изуму?

– Изуму‑кун… – у Кураивы посветлело лицо, но тут же по нему как молния пробежалась: брови нахмурились, рот исказился. – Никогда не прощу Микаши за то, что он сделал с Изуму. Он был идеалом! Моей моделью, моей музой! Я видела в нём воплощение всех моих мечтаний, именно таким должен был стать Реми!

– Пожалуйста, не отвлекайтесь.