Взгляд. Мушкетеры перестройки. 30 лет спустя

Я заканчивала филфак – встал вопрос о работе. И я начала пробовать себя на радио, а потом Вася Уткин, с которым я училась на одном курсе, привёл меня в «ПолитБюро» в качестве стажёра. Я очень много времени проводила, что называется, за спинами корреспондентов программы.

Это было совершенно удивительное время, когда ты жадно внимаешь каждому слову, когда ты из кожи вон лезешь, чтобы научиться снимать, монтировать, писать. Мне очень повезло – со мной работал великий оператор Саша Жуковский, монтировал гениальный Володя Краузов, а Миша Маркелов и Андрей Калитин просто сделали из меня журналиста. Из нас в последствии сложилась великолепная тройка, которая много лет делала «Совершенно секретно».

– Какое впечатление произвел на вас Александр Политковский, в «ПолитБюро» которого вы начинали свое восхождение на ТВ-Олимп?

– Политковский был и остается для меня идеалом репортера. Я помню первую летучку у Александра Владимировича. Он сидел в своём маленьком кабинете, и ребята представили меня. Седой, неспешный, всегда очень спокойный, с прекрасным чувством юмора и одновременно с очень глубоким сочувствием к героям своих передач. Очень просто одетый, белая седая голова, сигарета, он выглядел старше своих лет, и мы чувствовали себя его детьми.

Мне очень нравилась программа, она каждым эфиром пробивала какую-то дырку в огромной стене, которую возвело прежнее пропагандистское телевидение. Меня не покидало чувство подлинной свободы, пожалуй, такого чувства я больше не испытывала нигде и никогда. Я дневала и ночевала в нашем офисе на Ильинке.

Однажды Политковский сел со мной в коридоре и стал рассказывать, как писать сюжет. Он достал маленькие листки бумаги, на каждом написал, что у меня снято для сюжета, и стал их раскладывать в совершенно хаотичном порядке. Я сначала ничего не поняла, мне казалось, что и зритель ничего не поймет, это было в нарушение всякой логики. Он придумал на ходу какие-то приёмы, которые можно было бы использовать. А потом, сложив драгоценные листочки в его порядке, я написала сюжет.

И вот парадокс – 25 лет я раскладываю бумажки, как он меня научил. На них – сотни человеческих судеб, драм и трагедий – всё, что прошло через мои руки. Но именно Политковский заразил меня расследовательской журналистикой.

– Переходя на работу в «Совершенно секретно» в 1994 году вы знали, что Артём Боровик работал на соведении во «Взгляде»?

– Да, конечно. Но к 1994 году каждый из бывших ведущих программы «Взгляд» уже стал самостоятельным и довольно мощным игроком на телевизионном поле. И Листьев, и Любимов, и Политковский, и Боровик.

Я уже тогда понимала, что им было тесно вместе в маленькой взглядовской студии, и даже как зритель наблюдала, как каждый тащит одеяло на себя. Каждый был альфа-самцом и претендовал на собственное телевизионное пространство. И, надо сказать, претендовал заслуженно.

Уже потом я поняла, что это закономерный процесс, и потом он повторится много раз с разными программами. Так, Артём, который, кстати, никогда много не занимался «Взглядом», а был, скорее, приглашённой звездой, – создал холдинг «Совершенно секретно» и пригласил к себе нашу команду, уже после того, как мы покинули «Взгляд».

– Что было самым заметным и достойным в этом проекте?

– Конечно, свобода. Свобода эксперимента. Мне казалось, что каждая программа не похожа на предыдущую. Каждый ведущий – бриллиант со своим совершенно неповторимым индивидуальным подходом, каждый приносил свои мысли и чувства, то, что хотел сказать именно он. И говорил. Это был мужской брутальный проект, оторваться от него было невозможно. Иногда было даже неловко, как ведущие загоняли в угол своих гостей, или наоборот – помогали им рассказать, донести что-то очень важное. Важное для страны.

– Это был новаторский эксперимент?

– В чистом виде. Тогда же не было рейтингов, не было задачи собрать вот такие-то цифры. И при этом «Взгляд» смотрела вся страна, несмотря на то, что ведущие работали весьма непрофессионально, а кто-то из них и вовсе был лишен харизмы и притягательности.

– Что-нибудь раздражало в этой передаче?

– Перед нашим интервью я пересмотрела несколько программ. Из сегодняшнего дня всё видится совершенно чудовищным. Детям дали пульты, и они монтировали что хотели, как хотели.

Это совершенно не похоже на то, что делалось на телевидении в то время за рубежом. Любое американское ток-шоу тридцатилетней давности не так резко отличается от того, что выходит в Америке в эфир сегодня. Для России же эти 30 лет – колоссальный путь. Телевидение в России – самая стремительно развивающаяся отрасль экономики. Тогда раздражало обилие спецэффектов, игра в самих себя – многие сюжеты были посвящены тому, какая замечательная мы программа. И не всегда в программе была хорошая музыка, а клипы были просто вершиной безвкусицы.

– Помните ли какой-нибудь «взглядовский» сюжет?

– Меня очень увлекла в то время история Гдляна и Иванова. Это был какой-то прорыв – кричащая правда.

Помню, Артём показал фильм о наших пленных в Афганистане – вот это я запомнила надолго.