В одном месте заболоченная территория, густо поросшая молодыми мангровыми деревьями и жесткой ядовито-зеленой травой, нешироким клином наползала на сушу. Я двинулся по краю и вскоре наткнулся на лежавшее мостом поперек топи пальмовое дерево. Его почти скрывали сорванные ветром кроны пальм и высокая трава. Затаившись среди них, можно было устроить засаду.
Я улегся за ворохом увядшей растительности и сжал тяжелый нож.
Голоса становились громче, цепь загонщиков постепенно приближалась к болотам. Один из них шел прямо на меня – слышалось шуршание и треск ветвей под ногами. Не дойдя двадцати футов, он остановился и кого-то окликнул. Я прижался лицом к влажной земле. В просвете под грудой веток и листьев виднелись синие брюки из плотной саржи, грязные белые кроссовки на босу ногу и черные африканские щиколотки.
Последнее обстоятельство меня порадовало, поскольку у матросов со сторожевого катера были автоматы, куда более полезное для меня оружие, чем пистолеты парней Мэнни.
Медленно перекатившись на бок, я высвободил руку с ножом. Матрос снова кого-то позвал – так близко, что нервы напряглись и адреналин взбудоражил кровь. Откуда-то издалека ответили, и матрос двинулся дальше. Шаги по песку мягко раздавались все ближе и ближе.
Неожиданно противник в полный рост вырос из-за кустов, ярдах в десяти от меня. Высокий, худощавый парнишка лет двадцати с лишним, в военно-морской форме и синем берете с веселым красным помпоном прижимал к бедру смертоносный автомат. На иссиня-черном, блестящем от нервного пота лице резко выделялись белки испуганных глаз.
Увидев меня, паренек хотел вскинуть оружие, неловко замешкался и опоздал. Я метнул нож верхним броском с выносом руки, подтолкнув его на вылете резким движением кисти. Перевернувшись в воздухе, серебристое лезвие по самую рукоять орехового дерева вонзилось в цель – выемку внизу горла, где обе ключицы сходились над вырезом форменки.
Матрос попытался крикнуть, но, как я и рассчитывал, нож рассек голосовые связки. Парень медленно опустился на колени, словно собираясь молиться, – руки болтались по бокам, автомат повис на ремне, накинутом на плечо. Мы смотрели друг на друга всего лишь мгновение, но оно показалось вечностью. Кровь с бульканьем хлынула изо рта и ноздрей матроса, он судорожно дернулся и упал лицом в песок.
Низко пригнувшись, я перевернул тело на спину, с усилием извлек застрявший в мышцах нож и вытер о рукав убитого. Не теряя времени, снял его автомат и тканый ремень с запасными магазинами в подсумке; ухватив за пятки, оттащил труп в болото и стал коленями на грудь. Тело полностью погрузилось в густую, вязкую жижу. Я опоясался тканым ремнем, подобрал автомат и тихо проскользнул сквозь образовавшуюся в цепи преследователей брешь.
Пригибаясь и перебегая от укрытия к укрытию, проверил АК-47 – рожок полон, а в казеннике есть патрон. Мне приходилось стрелять из такого в Биафре, и теперь автомат висел на правом плече, у бедра, в боевой готовности.
Продвинувшись на пятьсот ярдов назад, я укрылся за стволом пальмы и прислушался. Загонщики, очевидно, угодили в трясину и шумно пытались из нее выбраться. Доносившиеся крики и пронзительные трели свистка напоминали розыгрыш финала кубка, и я усмехнулся. Правда, невесело – перед глазами стоял убитый матрос, тошнота подступала к горлу.
Прорвавшись через вражескую линию, я свернул и прямиком отправился через остров к южному холму, где условился встретиться с Чабби. На нижних склонах растительность была гуще, чем в пальмовых рощах, и, пользуясь лучшим прикрытием, я перемещался быстрее.
На полпути к вершине меня насторожили звуки стрельбы из автоматического оружия. В ответ на размеренную, резкую, как удары хлыста, очередь из бельгийского карабина, немедленно захлебнулся огнем автомат АК-47. По числу выстрелов и продолжительности перестрелки я понял, что магазины у обеих сторон опустели. Последовала напряженная тишина.
Чабби наплевал на мои предупреждения и ввязался в драку. Здорово разозлившись, я также порядком встревожился, не ведая, в какую переделку тот влип. Ясно одно – он ни в кого не попал.
Ускорив бег, я под углом поднимался к гребню, рассчитывая выйти на место, где стреляли, преодолел полосу кустарника, свернул на узкую заросшую тропинку, идущую в нужном направлении, и побежал по-настоящему. На самой вершине я чуть не столкнулся с моряком в форме, который со всех ног несся с другой стороны. За ним по пятам, стараясь не отставать, гуськом улепетывали шестеро его сослуживцев. В тридцати ярдах следом мчался еще один, без оружия и с пятнами свежей крови на форменной тужурке. На отрешенных лицах матросов застыло выражение невыносимого ужаса, и бежали они так, словно за ними гнались все демоны ада.
Передо мной были полностью деморализованные вояки, уцелевшие после встречи с Чабби Эндрюсом – их нервная система не выдержала такого приключения. Похоже, каким-то чудом Чабби улучшил стрелковые показатели, и я мысленно принес ему извинения.