Взгляд василиска

Увы, выходило хоть и эффектно, но дорого. Не в смысле денег, а в смысле…

«Плевать!» — Решил Греч, подводя черту сомнениям.

Зое и Веронике новые документы, а сам… А сам, как выйдет. В бега или… или в землю.

4.

Итиль, Русский каганат, 1 октября 1991 года.

— Похожи, — сказала Полина. — Не значит идентичны. К тому же снимки разного качества и делать на основании внешнего сходства выводы…

— Далеко идущие, — кивнул Вадим.

— Что? — Сбилась с мысли Полина.

— Я говорю, что ты права, и мы не будем делать далеко идущие выводы.

— Издеваешься?

— Нет, — покачал головой Вадим. — Люди так долго не живут.

Действительно, Зимин родился в 1879 году, а самая поздняя фотография, из тех, что хранились в Архиве Петровского университета, была датирована 1922 годом. Стало быть, Алексею Николаевичу было тогда пятьдесят три года, хотя, следует признать, выглядел он куда моложе. А учетный лист на профессора Людова завели и того позже, в 1951, и выглядел Петр Григорьевич на фотографии в правом верхнем углу документа максимум на сорок. Зимину же, не погибни он в 1930, было бы тогда уже восемьдесят два и, соответственно, под девяносто — в 1956, когда Булчан Хутуркинов оставил своему брату фотографию с весьма лаконичной надписью на оборотной стороне:

«Сыну, на память и для памяти. Отец. 11.23.56».

«11.23.56…»

— Вот еще интересно, — сказал Реутов вслух. — Почему он поставил дату по-древнерусски.

— В Новой Голландии тоже так пишут, — возразил Давид. — Одиннадцатого месяца в двадцать третий день… Может быть, он оригинал был.

— Может быть, — согласился Вадим. — А может и не быть…

Что-то буквально толкалось в запертые двери памяти, силясь прорваться наружу, но пока безуспешно.

«11.23… Время? Время или…?»

— Секунду! — Реутов бросился к терминалу и, выведя на экран страницу поисковой системы «Русь», быстро впечатал в окошко запросов словосочетание «Карта Линдта».

Их там оказалось штук двадцать или того более, но ему подходила любая. А первой попавшейся — вернее, первой в списке — была факсимильная копия карты Итиля, вошедшей в самый знаменитый и потому практически недоступный уже в оригинале, атлас «Русского каганата», изданный в 1911 году. Но это уж как вышло, так и вышло. Реутову нужна была карта и он ее получил.

Секунду Вадим смотрел на экран, соображая, как правильнее использовать те числа, что имелись в его распоряжении, а потом «картинка» неожиданно сложилась сама собой, и Реутов ткнул пальцем в точку, находившуюся на юго-западе города.

— Вот!

— Что, вот? — Подошел ближе Давид.

— А ты посмотри, — усмехнулся в ответ донельзя довольный своим открытием Вадим. Озабоченность обнаруженным фактом посетить его еще не успела, и сердце радовалось, как ребенок. — 19 по вертикали, 56 по горизонтали… Что имеем?

— Ярославово Городище…

— А еще?

— А что еще? — Не понял Давид.

— На цифирьки посмотри, — и Реутов опять ткнул пальцем в экран.

— Одиннадцать!

— Точно, — подтвердил Вадим. — А теперь взгляни на легенду.

— Одиннадцать… оди… Кашкарская… Вот черт! А «23», значит, номер дома?

— Думаешь, артефакт? — Но, спрашивая Давида, сам Реутов так не думал.

— Ты полагаешь, твой отец мог знать, что тебе будет сниться через сорок с лишним лет? — Спросила Лили.

— Стереть память нельзя, — пожал плечами Реутов. — Но мне ее стерли. Манипулировать сознанием тоже никто не умеет, однако… — Он многозначительно посмотрел на своих друзей. — И башку новую делать пока не научились…

— Пока не доказано обратное, — согласился с ним Давид. — Ну что, позавтракаем и в путь?

Идея была принята всеми и сразу, тем более, что поиски какого-то приснившегося Реутову дома представлялись куда более привлекательным занятием, чем утомительные для души и сердца, но абсолютно бесполезные переживания по поводу событий, произошедших по другую сторону границы. Однако выйти из дому так и не удалось.

Сначала позвонил из Петрова Греч. Судя по голосу, Марику сейчас было не до шуток, и то, что он не стал скрывать это от Реутова, хотя и мог, говорило не только о том, что положение действительно серьезное. На обдумывание содержания разговора и краткое обсуждение с друзьями Вадим потратил девять минут, а потом связался с Рутбергом, разговор с которым назвать простым, означало ничего не сказать. Старый шпион знал, разумеется, кто такая «фру Амт», но, судя по всему, очень хотел выяснить, что — и, главное, откуда — знает про нее Реутов. Ответов на свои каверзные вопросы он, впрочем, не получил, зато Реутов по нескольким репликам собеседника, паузам и еще каким-то малозначительным приметам догадался, что Моисей Аронович известием крайне встревожен («Послушайтесь моего совета, Вадим Борисович, даже близко к этой ведьме не приближайтесь! Сожрет и не заметит!»), и, следуя одной только интуиции, задал встречный вопрос.

— Каменец работает на вас? — Спросил Вадим.

— Что вы знаете про Каменца? — Вопросом на вопрос ответил Рутберг, переходя на жесткий, напористый тон.

— Я первый спросил.

— А я первый не ответил.