Взгляд василиска

– Ох, Федор Михайлович, даже не знаю, чего тебе и сказать. Сам знаешь, война кругом, и убить везде могут. А то, что он в авантюру на катере подался, за то прости, не доглядел.

– Да разве же за ним углядишь, – тяжело вздохнул повар, – он же как пар в кастрюле, сколько крышку ни закрывай, а все одно улетит.

– Чего же ты от меня хочешь?

– Алексей Михайлович, явите божескую милость! Возьмите и меня на броненосец. Все же он там у меня на глазах будет.

– Хм. А если…

– Ну, а если судьба такая, так что же… на все воля божья! Если суждено живот свой положить, так от того нигде не спрячешься. А так хоть вместе будем.

– Н-да, – немного растерялся от такого поворота Алеша, – впрочем, если есть желание, то так тому и быть.

– Благодарствую.

В этот раз великий князь ночевал дома, ибо покинуть дом и маленькую служанку оказалось выше его сил. Как обычно, когда все домашние отправились спать, Кейко неслышно пробралась к нему в спальню. Однако на этот раз он ждал ее не в постели, а сидя на кресле, и, услышав слабое шуршание шелка, вскочил и, встретившись глазами, на мгновение застыл, а потом подхватил девушку на руки и, счастливо смеясь, кружил по комнате. Они были молоды и отдались страсти так, что звуки ее были слышны по всему дому.

– А, кричали где-то? – подскочил было привыкший спать чутко Иван.

– Да уймись ты, малахольный, – одернул его отец.

– А чего это? – не понял парень.

– Чего-чего, – передразнил его тот, – а ничего! Это вы с Архипычем только с японцами воюете, а их высочество еще и с китаянками. Так что спи давай!

* * *

Ночь прошла беспокойно не только в великокняжеском доме. На внешнем рейде произошли события куда более важные и драматические. Первое время после погрома, учиненного японцам на Эллиотах, русские моряки ожидали ответного удара и елико возможно усилили бдительность. Однако время шло, враги не появлялись, и рвение людей, охранявших подходы к Порт-Артуру, начало постепенно падать. Поскольку «Николай» был занят исправлением полученных в бою повреждений, его место у входа занимал какой-нибудь из крейсеров. Обычно «Диана» или «Паллада», а иногда и «Боярин». Количество дежурных канонерских лодок сократили с трех сначала до двух, а потом и до одной. В ту роковую ночь это был только что вернувшийся в родную базу «Сивуч». Несколько лучше обстояли дела с миноносцами, но и тут, как оказалось, не все было в порядке. Дежурили они обычно парами, и, как на грех, той несчастной ночью в одной паре оказались «Бедовый» и «Буйный», командирами которых были назначены только что прибывшие офицеры. Вместо списанного по болезни Баранова миноносец принял лейтенант Павел Дурново, сын небезызвестного генерала Петра Павловича Дурново[96] бывшего некогда московским губернатором. Молодой человек так рвался на войну, что оставил весьма почетное и выгодное в смысле дальнейшей карьеры место адъютанта генерал-адмирала. Все это делало ему честь, но, увы, не могло заменить знаний местных условий плавания. Место на мостике «Буйного» занял лейтенант Николай Коломейцев, человек в своем роде ничуть не менее замечательный. Широкую известность ему принесло командование яхтой «Заря» в полярной экспедиции барона Толля, а также связанный с этим скандал[97]. Перед войной он командовал ледоколом «Ермак», но как только начались боевые действия, засыпал начальство прошениями об отправке в Порт-Артур, одно из которых и было удовлетворено. В отличие от Дурново, Коломейцев служил ранее в Сибирской флотилии и бывал на Квантуне, но, к сожалению, довольно давно. Не обладая достаточным опытом, они неудачно расположили свои корабли, подставив их под удар вражеских минных катеров. Убедившись в высокой эффективности этого вида оружия, японцы также решились на их применение. Конечно, у них не было возможности проникнуть на внутренний рейд, как это сделал Рощаковский, однако импровизированные миноноски сумели подойти незамеченными в темноте и занять удачную позицию. После этого им оставалось лишь ждать, пока какой-нибудь из русских кораблей окажется в пределах досягаемости, и атаковать. В ту ночь судьба им улыбнулась, но это было только началом.

Как ни странно, лучше всех о произошедшем поведал небезызвестный военный корреспондент Ножин. Разумеется, ему не удалось избежать неточностей, а иные эпизоды были, прямо скажем, вымыслом почтенного борзописца, но тем не менее Евгению Константиновичу первому удалось составить более менее связное описание произошедшего, которое и вышло буквально на следующий день в газете «Новый край».