Жаль, нет ручки и листка бумаги. Записал бы сейчас все в столбик, да подвел бы внизу черту «итого». Что у нас в активе, в дебете, так сказать? В тюрьму не хочется, – это неоспоримый факт. Своя рубашка ближе к телу… цинично, но тоже, вроде, не поспоришь. Начальство –жулики и на роль невинной жертвы не подходят. Да, все так. А в пассиве? Кого я предам своей подписью в протоколе, понятно: взяточников махровых. А если откажусь, не предам ли я что-то, кроме собственного желания не сидеть? Господи, да как же не предам? А семья? Родные мои люди! Как же я их-то не брал в расчет?! Разве, не предам я, оставив их одних: жену без мужа, дочь без отца, мать без сына? Чем семья виновата, за что должна страдать?
Евгений Иванович почувствовал, что мысль его, наконец, нащупала твердую почву. Просто-то как! На одной чаше – любимая семья, родные лица, на другой – компания взяточников. Вот он, очевидный выбор! Да, у них, наверняка, тоже есть семьи. Но, разве это уже не их забота? Пусть побудут в моей шкуре, пусть переживут тоже, что пережил я. Может, им самим предложат сдать начальство рангом повыше. Пусть тоже посидят, подумают, посчитывают знаки судьбы с тюремных стен!
Сознание Евгения Ивановича успокоилось. Искомое решение обнаружилось, наконец. Было простым, ясным и непротиворечивым: таким, каким и должно быть. Но воспаленный тяжелой работой мозг не мог остановиться в одночасье, как разогнавшийся паровоз, не мог сходу затормозить. Мысли опять полезли ему в голову. Выстроенный, было, монолитный логический фундамент пошел трещинами, начал рассыпаясь на глазах: При чем здесь семья? Хорошо придумал, – прикрыть свою вину их невинностью. Что скрывать, не о них я пекусь, пытаясь подобрать себе оправдание. Свою задницу спасти хочу. Заслоняюсь ими от собственного стыда, подставляю, проще говоря. Нет, не о том эти мысли. Все вернулось к тому, с чего началось. Думал, взвешу, разберусь… не тут-то было. Снова ни один аргумент не хотел, без боя, переходить в разряд второстепенных. Подсчет закончился до подведения заветной черты. Но решить-то что-то нужно!
Все аргументы «за», носили чисто практический характер, лежали, как и положено, на поверхности и были утилитарного свойства. Аргументы «против» возникали из области морали, с которой у Евгения Ивановича было все не так однозначно. Нет, аморальным человеком он не был. Напротив, обладал тонкой душевной организацией, склонной к рефлексии. Но рефлексировал он, обычно, на темы, не касавшиеся его собственных жизненных интересов. Здесь он считал себя исключительным практиком. Теперь же, моральные аспекты вышли на поверхность из области бессознательного и, к удивлению самого Евгения Ивановича, уверенно начали теснить вполне мирские желания и устремления. Совесть вдруг стала всерьез конкурировать с желанием остаться на свободе. Да уж…
Не находя рационального ответа, Евгений Иванович решил обратиться к иррациональному: к знакам, приметам, туманному и неведомому подсознанию, которое, скорее всего, и есть жилище первых двух. Начав искать закономерности, Евгений Иванович сразу почувствовал, что они определенно есть. Он явно ощутил гротескность, не случайность произошедшего. Осталось разобраться в полученных сигналах, верно интерпретировать их. В камере ему повстречались четверо. Самого первого, увиденного вскользь, в расчет можно не брать. Что он выдал: банальное не верь, не бойся, не проси? Нет, это не явление, это недоразумение. И бани в ИВСе нету, если что.
Его Величество Арестант явился к нему в трех своих ипостасях: стукач, пацан и подвижник. И что же они, в итоге, хотели сказать ему? Чему научили?
Первый… этот не совершает преступления, он работает преступником на полставки, а потом доносчиком, на полторы. Показал, что это явление существует? Да я и так в этом не сомневался. Показал, что оно персонифицированное и имеет имя собственное? …показал, но я уже сейчас не вспомню, как его звали. Тогда что же, в чем смысл? Какие чувства он у меня вызвал? Хм… да никаких, особенно. Мерзавец, но ничего инфернального. Так может, смысл в том, что и меня никто не воспримет, как чудовище? А и правда ведь… кто возненавидит меня… да что уж, кто вообще осудит? Никто!
Второй, Коля-Николай. Этот о чем хотел сказать своим визитом? Что я не такой как он, не преступник по жизни? Нет, не в этом дело. Пацан, вечно нос по ветру… Все воспоминания и впечатления от угнанных машин, украденных кошельков, избитых прохожих. Ну, и тюрьма конечно, – дом родной. Тюрьма! Вот оно что! Коля показал, что меня ждет в тюрьме, задал вопрос, смогу ли я существовать там. И что же, каков ответ? Место неприятное, разговора нет. Но, правила там примитивные и, в общем-то, понятные. Все, с небольшими оговорками, в рамках здравого смысла… «Веди себя по-человечески и все будет нормально…» Так что, смогу я там существовать? …смогу, наверное. В смотрящие не попаду, но отсижу уж как-нибудь, переживу однозначно. И что ж в итоге? В тюрьму?