Взлет и падение ДОДО

Ее мать наградила меня взглядом, от которого рассыпалась бы бетонная стена, и прямо при мне принялась допрашивать Эржебет на венгерском. Венгерский у меня почти нулевой, но фразы были элементарные: «Кто ее перенес? Откуда она? Что она знает про угасание магии? Что мы можем сделать?»

Быть может, мне следовало обратиться не к Эржебет?

– Расскажите матери! – в отчаянии проговорила я, когда ее родители уже повернулись, чтобы идти прочь. – Расскажите ей все! – затем на сбивчивом мадьярском обратилась к матери: – Эржебет может спасти магию. Я объяснила как. Но я сама ничего не могу. Все должна сделать она.

Родители Эржебет замерли в изумлении, затем разом поглядели на Эржебет, и она словно съежилась под их взглядом. Видеть Эржебет Карпати напуганной было еще более странно, чем видеть ее веселой.

Отец взял ее за руку и решительно потащил прочь. Я не сомневалась – не сомневаюсь! – что видела ее в последний раз.

Как в тумане, я дошла до Средневекового двора, про который одна из десятков тысяч на собственном опыте знала, какая это херня сколько тут исторических ошибок. Добрый врач с женой разыскали меня здесь, выразили озабоченность, что прогулка так меня утомила, и на следующие две недели прописали мне постельный режим или что-то вроде того. Они не считают себя моими тюремщиками, напротив, убеждены, что оказывают мне благодеяние. Они охотно дают мне чернила и бумагу, хотя и дивятся, зачем мне так много того и другого.

Ибо, вернувшись после встречи с Эржебет, я поняла, что должна записать все, или никаких свидетельств вообще не останется. Тристан, как я догадываюсь, теперь тоже навсегда затерян в прошлом, а он не из тех, кто станет затруднять себя подробным изложением событий. Так что мои записки – все, что от нас останется.

Сейчас я отнесу эту стопку листов в банк Фуггера на Треднидл-стрит и помещу в депозитный ящик. У меня не осталось надежды вернуться в свое время.

И на этих словах, дорогой читатель, как только чернила высохнут, я исчезну.