Взлет и падение ДОДО

Сэр Эдвард говорит, он-де сожалеет, но сэр Джеймс отплыл еще в апреле, а Тристан просит его извинить и спрашивает, нельзя ли все же как-нибудь вложить средства в следующую экспедицию?

Затем он продолжает и, будто бы просто размышляя вслух, принимается расписывать чудеса Ост-Индии. Особливо он восхваляет пряности под названием куркума и шафран, которые идут на ласкающую взор желто-рыжую краску для шелка и хлопка – и ту и другую ткань в изобилии производит Ост-Индия. И сэр Эдвард ловит каждое слово, а затем говорит, что он-де и сам склоняется к тому, чтобы поговорить с графом о подобном вложении, а если Тристан придет снова дня через два, то он, сэр Эдвард, охотно ему ответ графа передаст. Тристан рассыпается в благодарностях, превозносит сэра Эдварда так, будто сэр Эдвард – король, а он, Тристан, крестьянин, и так продолжается до тех пор, покуда я (не получив за все время ни одного взгляда от сэра Эдварда), не увожу его из таверны.

Однако прежде Тристан, к самой моей чувствительной признательности, успевает шепнуть сэру Эдварду, что в Тиршитской пивоварне, в Саутуарке, можно найти наиприятнейшие тайные утехи.

– Ловко ты обстряпал свое дельце, – молвила я, когда мы шли назад к реке. – Отчего ты заговорил про краску для ткани? И отчего это его так зацепило?

– Он обручен с одной фрейлиной, – сказал Тристан. – Мы изучали ее портреты. Она очень любит этот оттенок, которого трудно добиться английскими или даже европейскими красителями. Женятся они, похоже, не только по расчету, но и по любви, и я предположил, что, коли так, он должен знать ее вкусы, а также захочет ей угодить. Сдается, я угадал верно.

– Да, – согласилась я. – Хоть и не по такой любви, чтобы отказаться от тайных утех. Так что благодарствую.

– Мне подумалось, это наименьшее, чем я могу отплатить за потраченное тобой время.

Мы шли узеньким проулком к широкой улице. Тристан мог бы пропустить меня вперед и тогда, возможно, все обернулось бы иначе. Однако для него разговор, видать, был так важен, что он хотел непременно идти бок о бок, заглядывая мне в лицо. Он пытался втиснуться в проулок, для двоих чересчур узкий, и при этом задел – я не хочу сказать толкнул, просто чуть коснулся плечом – щегольски разодетого говнюка, который подпирал стену и сосал длинную трубку. Физиономия у него была длинная и унылая – небось не получил аудиенции у старухи Елизаветы, как сулила ему маменька. Тристан ничего не заметил, но я краем глаза видела, что говнюк глянул на него пристально.