И тут Тристан начинает завоевывать мое доброе мнение. Ибо приступает он к сэру Эдварду с видом разом почтительным и развязным, чуть сгибает одно колено, склоняет голову, снимает шляпу и опускает к правой ноге, целует себе левую руку, молвит: «Дай вам Господь доброго дня, милорд» – и тут же застывает, точно каменный, в ожидании, когда сэр Эдвард его заметит.
Сэр Эдвард поднимает взгляд от бараньего пирога, смотрит на Тристана и, возможно, не хуже Мэри отмечает его мужское пригожество.
– Приветствую, сэр, – молвит он, не зная, какого Тристан звания, потому как по его сборному платью этого не угадаешь.
– Нижайше прошу снисхождения, милорд, – говорит Тристан так, будто и не из эпохи и краев, где не ведают гнета английской знати. – Я солдат удачи с острова Мэн и молю вас о милости.
Сэр Эдвард не велит ему убраться прочь, так что Тристан продолжает довольно твердым голосом:
– О вас говорят как о друге графа Камберлендского, с коим я желал бы свести знакомство, но не имею способа быть ему представленным.
– А сами вы кто, сэр? – спрашивает сэр Эдвард любезно, продолжая внимательно его разглядывать.
– Я зовусь Тристан Лионс, и я авантюрьер с острова Мэн, недавно возвратился с Явы.
– Авантюрьер? – переспрашивает сэр Эдвард в некоторой растерянности, затем любезно указывает на стул напротив себя. – Прошу садиться. Какое у вас дело до графа?
– Сэр, на Яве я свел знакомство с людьми графа Камберлендского и услышал от них о некоем выгодном предприятии, управление коим поручено графу, его олдерменам и рыцарям.
– Да, Ост-Индская компания, – отвечает сэр Эдвард.
– Истинная правда, милорд. Все мои друзья в дальних краях, и я не успеваю написать им и попросить рекомендаций до того, как граф отрядит сэра Джеймса Ланкастера в следующее плавание. Я был бы премного вам обязан, если бы вы сочли возможным меня представить. Я не могу измыслить лучшего вложения для полученного мною наследства.
Тут я чуть не расхохоталась, ибо Тристан говорил без всякого чувства, а так, будто он вырезан из торфа и лишь наполовину оживлен. Но далее, Ваша милость, он принялся расписывать яванский перец в таких выражениях, что, ей-ей, у меня потекли слюнки, хоть я этой пряности в жизни во рту не держала. И я, зная его истинное намерение, только дивилась ловкости, с какой он это намерение скрывает и ведет речь так, будто и впрямь хочет вложиться в предприятие графа Камберлендского, а не склонить к тому сэра Эдварда.