Были в ОАО лётчики-экономисты, лётчики-юристы, лётчики-педагоги, лётчики-агрономы и ещё много других. Образование было бесплатным, учись – не хочу. Таланта летать это не прибавляло. Уж отчего – непонятно, но лучшие лётчики не имели этих образований. Одно время в Аэрофлоте появился девиз: командиром корабля может стать только лётчик, имеющий высшее образование. По сути-то все его имели, ибо в лётных училищах преподавалось многое, чего не преподавали даже в институтах. Но почему-то летные училища ГА не считались высшими учебными заведениями. И вот в ВУЗы, за исключением медицинских, рванулась целая орда гражданских пилотов. Кто куда мог, где можно не учиться, а только числиться. Самые предприимчивые просто слетали в южные края и купили дипломы на выбор. Где и когда ты учился никто и не думал интересоваться.
И вот таких, несмотря на посредственную технику пилотирования, начали вводить в командиры в первую очередь, оттесняя на задний план наиболее способных к летанию, но этих пресловутых высших образований не имеющих. Но через несколько лет порочная практика сия после серии крупных лётных происшествий себя изжила и потихоньку угасла. Поняли: вводить надо достойных, а не шибко учёных. Летчику не надо быть ни академиком, ни кандидатом наук. Ему надобно грамотно эксплуатировать материальную часть и иметь уверенную технику пилотирования, чтобы успешно выполнять полёты. А как раз этому и обучают опытные пилоты-инструкторы, каковым и был Герард Васин, высшего образования не имеющий.
Всё со временем вернулось на круги своя. Лётчики летали. Тот, кто умел летать. Кто особенно этим не блистал – руководили. Из поколения в поколение в авиации бытует пословица: кто умеет – летает, кто не умеет – руководит. Короче, творили мастера, но руководили подмастерья. В авиации таких людей сразу видно стоит им сесть в кабину. Тот же Бобров, не имеющий высшего академического образования. Но мог и летать и руководить. Лётчик той ещё, старой гвардии. А вот его первый заместитель по летной подготовке не умел делать ни того, ни другого. Зато развёл массу всяческих бумаг. И имел не какое-то там, а высшее академическое образование. Но он не годился и в подмастерья. К тому же оказался редкостным буквоедом и занудой. Таких людей особенно не любили лётчики. Конечно, не все были в Аэрофлоте таковыми, но их было больше, чем хотелось бы.
17 000 часов, (два года!) которые налетал Васин, по праву считались безаварийными. Но это не значило, что у него не было никаких происшествий, экстремальных ситуаций, вынужденных посадок и прочих встрясок, которыми так богата жизнь летчика.
Позвольте, спросит кто-то, у человека были аварии, а его налёт безаварийный? Действительно, где начинается авиация – там кончается порядок. Но, тем не менее, знак за безаварийный налёт Васин имел заслуженно. Дело в том, что по его, Васина, вине за почти тридцать лет работы происшествий не было. Случались они по независящим от него причинам.
Первый раз Герард подумал о смерти, когда летал на самолете Ан-2. Они тогда выполняли заказной полёт лесоохраны над горами Урала. Истинная высота – 500 метров, барометрическая – 2100 метров. Уже несколько часов барражировали в заданных квадратах. Пожаров внизу нигде не видели, небо было абсолютно ясным и полёт спокоен. И вдруг при пролёте очередного горного хребта их самолёт нежно и плавно с вертикальной скоростью 10 метров в секунду потянуло вниз. Снижение было настолько плавным, что сначала ни он, ни второй лётчик, ни штурман, сидящий между ними, его и не заметили. Герард случайно бросил взгляд на вариометр и обнаружил, что его стрелка застыла не на нуле, где ей положено быть в горизонтальном полете, а на цифре минус 10. Отказ прибора, подумал он и бросил взгляд на прибор второго лётчика. Тот показывал то же самое. Чертовщина какая-то. А в ушах уже начал сказываться перепад атмосферного давления. Едва бросил взгляд на высотомеры – понял всё. Их стрелки показывали, что машина потеряла уже двести метров высоты и продолжает снижаться.
Герард передвинул рычаги управления двигателем с крейсерского режима на номинальный, взял штурвал на себя, пытаясь перевести самолёт в горизонтальный полёт, а затем, разогнав, и в набор высоты. Не тут-то было. Самолёт, потеряв скорость до минимально безопасной, продолжал снижаться на предельном угле атаки.
– Это мы куда? – удивлённо спросил штурман.
Вдруг резко и беспорядочно затрясло. Герард, вцепившись в штурвал, выправлял опасно кренившуюся с борта на борт машину.
– Взлётный режим! – приказал он второму пилоту.
Положение становилось угрожающим. Болтанка не прекращалась, а становилась всё сильнее. Чтобы не столкнуться с горами он направил самолёт в ущелье. Вдвоём, в четыре руки боролись они с взбесившимся штурвалом. Побелевший штурман, воспарив в невесомости, схватился за привязные ремни.