Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы.

Если в 1864–1869 годах было образовано всего шесть акционерных коммерческих банков, то за один 1870 год появились ещё шесть, в 1871-м — 10, в 1872-м — 12 и в 1873 году — 6. То есть всего за четыре года российская банковская система выросла до 3040 финансовых структур[1840]. Банковский ажиотаж тех лет оставил позади даже железнодорожный[1841]. Как следует из материалов, русское купечество — вопреки уверениям его современных почитателей — не пренебрегало биржевыми спекуляциями. Кстати, громкие финансовые банкротства произошли именно в Москве, где Коммерческий ссудный и Промышленный банки увязли в комбинациях железнодорожных королей С.С. Полякова и П.И. Губонина. Правда, купеческая элита предусмотрительно дистанцировалась от этих крахов, списав всё на неумелых дворянских предпринимателей. По справедливости же говоря, Москва вполне разделяет с Петербургом пальму первенства в бушевавшей «банковской эпидемии» начала 1870-х, внеся в неё достойную лепту[1842].

Можно сказать, что в этот период наше славное купечество стало иным. В дореформенное время оно сторонилось биржи, помещавшейся на «крыльце Гостиного двора, а предприятия работали, не думая о понижении или повышении курса облигаций»[1843], теперь же всё кардинально изменилось. Размах спекулятивных операций приобрёл такой размах, что кроме биржи на Ильинке, с трудом справлявшейся с наплывом публики, образовалась так называемая «малая» в ресторане Дюссо (в принадлежавшем купцу Хлудову особняке), быстро набравшая обороты[1844]. Московские торговцы и фабриканты, вкусив прелести биржевых технологий, распространили их и на манипуляции с промышленными товарами. Их цены всё меньше учитывали реальную стоимость. Целью становился сбыт товара «при той или другой ловкой подстроенной махинации», торговля стала походить на азартную игру[1845]. «Реформы Александра II взбаламутили то, что лежало под спудом, и дали простор гнусным инстинктам, издавна развившимся в обществе»[1846].

Естественно, биржевая вакханалия делала излишним участие правительства в банковских делах. Акционеры кредитных учреждений не обращались в Минфин за поддержкой в составлении капитала. Казалось бы, желание Рейтерна — дать импульс частной инициативе — исполнилось. Однако положение вещей в российской банковской системе не могло не тревожить. Ряд членов Госсовета в мае 1872 года убедили Александра II ввести мораторий на регистрацию новых банков в обеих столицах и ужесточить контроль за уже действующими. Вводился типовой банковский устав, устанавливались общие правила ведения операций, обязательная публичная отчётность[1847]. Экстренные меры мотивировались необходимостью хоть как-то сбить нездоровый ажиотаж, который мог привести к крайне печальным последствиям для экономики. Удивительно, но даже после этого Рейтерн продолжал лоббировать интересы дельцов. В частности, в апреле 1873 года вопреки принятому решению и сопротивлению Госсовета он сумел подписать у императора устав Центрального банка русского поземельного кредита, учреждённый банкирами А. Френкелем и Л. Розенталем[1848]. Но в дальнейшем сторонникам моратория сопутствовал успех: запрет на создание банков действовал в течение десяти лет. Его снял лишь новый глава Минфина Н.Х. Бунге, одновременно ужесточив правительственный контроль[1849]. Поэтому никакого всплеска учредительства, даже близко напоминающего конец 1860-х — начало 1870-х годов, уже не наблюдалось. Костяк кредитных учреждений оставался прежним, а открытию новых предшествовала тщательная проверка. В течение следующего десятилетия после отмены моратория на банковское учредительство начать работу смогли только три новые структуры.