Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы.

И хотя этот вывод делался на материалах южных губерний страны, правительство чётко и ясно дало понять, что в принципе относится к сложившемуся положению негативно. Как же оздоровить ситуацию в отрасли, как подорвать позиции монополистов, извлекающих сверхприбыли? Конечно, можно прибегнуть к административному давлению на две эти крупнейшие корпорации, но предпочтительнее экономический вариант: он позволяет избежать обвинений во вмешательстве в хозяйственную жизнь и учитывает мнение так называемых прогрессивных сил, полагающих, что действовать в экономике «репрессивно-полицейскими мерами бесполезно и даже вредно»[2142]. К тому же представители этих сил постоянно твердят о недопустимости передачи нефтяного бизнеса в казну[2143]. Поэтому за решение проблемы и взялась петербургская банковская группа, направляемая российским правительством.

Перед этими, по сути, экономическими агентами государства стояла главная цель: установить акционерный контроль над товариществом «Братья Нобель» и тем самым переформатировать российскую нефтянку. Иными словами, то, что в 1890-х годах выполнило Министерство финансов, ныне должна осуществить частная по форме банковская группа. Разумеется, сделать это теперь было гораздо труднее. Потенциал Нобелей заметно возрос: их ценные бумаги высоко котировались на бирже, почти в четыре раза превышая по стоимости номинал[2144]. Товарищество было надёжным и солидным заёмщиком, так что связи его с теми же банками всегда были крепкими. По документам архивных фондов, Нобели проводили деловые операции со многими питерскими структурами, начиная с крупнейшего (до 1910 года) Петербургского международного банка. В финансовом сообществе у них имелись дружеские отношения, как, например, с главой Учётно-ссудного банка Я.И. Утиным; крупнейший клиент этого банка — завод «Лесснер», возглавляемый М.С. Плотниковым, — даже создал совместное предприятие с Нобелями по производству двигателей «Ноблесснер».

Базовым же для Нобелей с конца XIX века стал Волжско-Камский банк, располагавший разветвлённой филиальной сетью по всей России, что очень удобно для ведения обширной региональной торговли. Этот банк стоял особняком в столичном мире, функционируя, как тогда говорили, в режиме расчётно-депозитного центра, но располагая широкой филиальной сетью[2145], собственно, растущей империи Нобелей требовались именно расчёты с многочисленными контрагентами. В числе акционеров Волжско-Камского банка глава семейства Э.Л. Нобель появляется в 1892 году, но ограничивается покупкой незначительного числа акций[2146]. Он входит в состав совета, правда, в заседаниях участвует нерегулярно (например, в 1908 году из четырнадцати заседаний присутствовал лишь на пяти[2147]). И тем не менее влияние нобелевской фирмы было здесь поистине огромным (это как если бы сегодня в акционерах и клиентах какого-либо коммерческого банка значился бы «Газпром» или «Лукойл»). Состав основных владельцев Волжско-Камского банка отличался стабильностью (и в этом он напоминал московские)[2148]. Когда в 1914 году скончался председатель совета А.Я. Прозоров, по совместительству глава Петербургского биржевого комитета, то его место занял Э.Л. Нобель.

В акционерном капитале самой нефтяной корпорации до 1912 года каких-либо серьёзных подвижек не происходило. Основные лица — нобелевское семейство; другая часть акций оставалась поделённой примерно поровну между теми же банками, третья циркулировала на бирже, включая европейские площадки[2149]. Такой расклад вроде бы обеспечивал спокойствие, однако 1912 год принёс большую тревогу: Нобели видели, что затевается вокруг них. Возникла необходимость строить серьёзную оборону. Конечно, дружественный Волжско-Камский банк рухнуть не мог, так как в нём держали текущие счета императорская чета и некоторые великие князья. Вместе с тем возможности этой структуры на биржевом рынке были ограничены, особенно по сравнению с теми, кому предстояло сопротивляться. Выход нашли в заключении союза с мощным и активным Азово-Донским банком. Ранее здесь касались нефтяного дела, сотрудничая с Ротшильдами. Связи строились во многом на национально-религиозной основе: ротшильдовский «Мазут» в совете банка представлял Савелий Поляк[2150].