Но после того, как французские дельцы покинули Россию, нефтепромышленные позиции Азово-Донского банка «подвисли». Конечно, союз с таким нефтяным гигантом, как товарищество «Братья Нобель», вполне мог компенсировать потерю, однако не в такой опасной ситуации. И всё-таки Б.А. Каменка (глава Азово-Донского банка. — А.П
.) пошёл на выручку Нобелям, действуя с дальним прицелом. Конечно, давали знать обиды по поводу того, что банк — единственный из элитного ряда — не привлекли к оборонно-промышленным делам, а значит не дали воспользоваться финансовыми ресурсами казны, выделяемыми на обширные военные и морские программы. На этом фоне смычка с Нобелями, которых также собирались ущемить, выглядела вполне логичной. И нефтяной гигант, и Азово-Донской банк прекрасно понимали: если вместе устоят в борьбе с питерцами, то фактически это будет означать, что они отстояли право вести дела по своему усмотрению. Каменка в этом случае обретал независимость, ведь уходить в одиночку от выстроенной сверху петербургской финансовой группы он не решился бы. Совсем другое дело — рискнуть вместе с сильным союзником, у которого нет иного выхода, кроме как бороться до конца.Напомним, что Каменка — пожалуй, единственный из первого ряда финансистов — не связан по происхождению с государственной средой. Кстати, к участию в банковских консорциумах для экспансии в ту или иную отрасль его также не приглашали (за исключением железнодорожной отрасли). Положение банкира первого ряда зависело от соблюдения правил минфиновской бюрократии, но Каменка всегда тяготился ими, желая выпорхнуть на близкую его сердцу олигархическую вольницу. И в этом ещё одна причина его стратегического выбора: Азово-Донской банк превратился в центр группы, поддерживающей Нобелей. Ещё одной такой структурой станет небольшой Петербургский торговый банк, возникший на базе Банкирского дома Вавельбергов. Таким образом, нобелевский оборонный редут образовали Азово-Донской, Волжско-Камский и Петербургский торговый банки; они должны были держать акции нефтяного гиганта, всячески противодействуя их скупке.
«Боевые» действия стартовали осенью 1913 года. Возрастающие обороты по акциям Нобеля привели к росту стоимости бумаг: к зиме они подскочили в цене почти на 40 %, что делало их покупку довольно дорогостоящей[2151]
. Однако останавливаться никто не собирался. Следующий удар пришёлся со стороны зарубежных фондовых рынков: в Петербурге сообщили о переходе 12 тысяч нобелевских акций, собранных на ведущих европейских биржах, в собственность «Ойл». В прессе писали, что это сенсационное сообщение «равносильно взрыву мины в противоположном лагере»[2152]. Давние финансовые партнёры Нобелей из немецкого Учётного общества, со своей стороны, предупреждали о сложной ситуации и о том, что приказы на приобретение акций поступали из Парижа[2153]. Как следует из документов, отложившихся в фонде Русско-Азиатского банка, биржевые операции в пользу «Ойл» проводил парижский банкирский дом «Розенберг», специализировавшийся на оборотах с российскими акциями на западных фондовых площадках[2154]. (В начале 1913 года его глава — Оскар Розенберг — посещал Петербург для координации предстоящих действий[2155]). Одновременно возникли проблемы у Петербургского торгового банка, союзного Нобелям. Главу банка Вавельберга вызвал товарищ управляющего Госбанком Д.Т. Никитин и сообщил о закрытии этому учреждению кредита за выявленные нарушения; после этого оттуда начался отток вкладов, сокращение текущих счетов[2156]. На помощь был вынужден броситься старший, т. е. Азово-Донской банк. Вавельберга убрали от греха подальше, а в качестве руководителя делегировали А.А. Верта (одного из директоров Азово-Донского банка), урегулировав претензии Госбанка[2157].