Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы.

К неудовольствию промышленников, закон о новых правилах проведения торгов был разработан правительством и прият Госдумой. Его базовым понятием стала так называемая «условная цена», устанавливаемая сроком на 30 лет. С помощью этого инструмента предполагалось сглаживать последствия резких колебаний нефтяных котировок. Предприниматель по заранее назначенной условной цене получает с торгов участок и платит казне разницу между нею и той ценой, которая складывается непосредственно на рынке. Следовательно, если рыночная цена высока, то разница между условной, раз и навсегда определённой, ценой и рыночной существенна; т. е. чем рыночная стоимость выше, тем больше промышленники должны платить казне; а чем ниже рыночная цена, тем меньше бюджетные выплаты. Это была своего рода формула понижения рыночных цен на нефть, давивших российскую экономику[2208].

Новации вызвали негодование у нефтяников. В Государственном совете их представители пытались дискредитировать этот крайне легкомысленный, по их словам, законопроект, сняв его с обсуждения. Принятие проекта в Госдуме стало возможным только потому, что в нижней палате совсем не было знатоков нефтяной промышленности[2209]. Критический тон задали руководители Совета съездов представителей торговли и промышленности, входившие в Госсовет. П.О. Гукасов возмущался: до сих пор промышленника рассматривали в качестве арендатора, выделявшего казне известную долю получаемого продукта. Теперь же он превращается в подрядчика по бурению и по добыче, обязанного сдавать нефть не по той цене, в которую она ему обойдётся, и не по биржевой стоимости, а по установленной на торгах на 30 лет вперёд, так как предметом торга делается условная цена. Как можно реализовывать предпринимательские инициативы в подобных условиях?![2210] Законопроект демонстрирует отношение к промышленнику как к врагу населения, как к разбойнику, которого следует связать по рукам и ногам[2211]. Гукасова поддержал Н.С. Авдаков: сдача недр на определённый срок неприемлема, поскольку провоцирует расхищение ресурсов. «Только тогда горная промышленность может развиваться, — заявил он, — когда горный промысел свободен, когда недра свободны. Это существует во всех странах, а здесь является какое-то закрепощение разработки недр на срок, это какое-то странное превращение промышленников в подрядчиков»[2212]. Г.А. Крестовников вопрошал: пойдёт ли какой-нибудь солидный предприниматель на такого рода торги? И сам же давал отрицательный ответ[2213].

Следует отметить, что ссылка на международную практику, якобы предоставлявшую максимальные свободы при освоении природных богатств, не совсем точна. Так, прусский горный устав, из которого многое было позаимствовано, как раз исключал добычу угля и минеральных удобрений из свободных рыночных отношений, предоставив право разработки сырьевых ресурсов государству. Причём правительство могло передавать это право другим лицам на строго определённый срок. И никто не видел в этом подрыва основ предпринимательства[2214]. В итоге большинство Государственного совета поддержало законопроект; 17 июня 1912 года он получил высочайшее утверждение. Однако его практическое применение нельзя назвать удачным. Торги назначались дважды, 17 мая 1913 и 15 сентября 1914 года. Бакинские нефтяные короли снова сделали всё, чтобы продемонстрировать их полную несостоятельность. В первом случае поступило 426 заявок, большая часть которых — явно от подставных структур и лиц, действовавших в интересах всё тех же крупных отраслевых игроков. В результате сессия была признана недействительной[2215]. Повторные осенние торги опять дали отрицательные итоги: выставленные участки разыгрывались безрезультатно три раза подряд. По условиям тендера в случае, если нефтеносные площади оказывались неарендованными, возникала возможность передачи их без торгов. Именно этой юридической уловкой и решили воспользоваться крупные нефтяники, чтобы получить земли для паевого товарищества, о котором говорилось выше.