Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы.

На финансовом рынке новичка сразу же отличает повышенная агрессивность. Он нацеливается на поглощение целого ряда провинциальных банков. Первым прошло слияние с Белостокским банком, о чём сообщала пресса[2270]. Затем инициированы объединительные процессы с Одесским купеческим банком, недавно преобразованным из банкирской конторы братьев Бродских. В ходе них завязались тесные партнёрские отношения Рубинштейна с крупным дельцом Л.И. Бродским[2271]. Заметим, тот уже плодотворно сотрудничал с ведущими питерскими банками, особенно по сахарным делам. Затем наступает очередь Рижского коммерческого банка, в капитал которого устремился Рубинштейн. Однако здесь на пути возникает семейство Вавельбергов, коим принадлежал Петербургский торговый банк: они также являлись крупными акционерами в Риге и не обрадовались непрошенному гостю. Их представители пытались сорвать общее собрание, куда был вынесен вопрос о слиянии с Русско-Французским банком[2272]. Рубинштейн пытался добиться своего, что называется, правдами и неправдами, не очень разбираясь в средствах. Чтобы погасить скандал, кредитная канцелярия признала итоги слияния не соответствующими уставу и законодательству[2273]. Напомним, что Вавельберги находились в орбите Азово-Донского банка и наряду с ним поддерживали Нобелей, чьим хозяйством пытались в это время завладеть питерские банкиры.

Прямой конфликт Русско-французского банка с Азово-Донским произошёл буквально тут же из-за Киевского частного банка, учреждённого ещё в 1868 году и занимавшегося кредитованием сахарных предприятий. После кризиса, в 1908 году, Азово-Донской банк пришёл на помощь киевлянам, реализовал новый выпуск акций, подготовил устав, а членом совета здесь стал присяжный поверенный А.И. Каминка[2274]. Перед войной Азово-Донской банк, имевший очевидное влияние на дела Киевского частного, решил преобразовать его в своё отделение[2275]. Однако тут вмешался Рубинштейн: пытаясь сорвать сделку, он решил овладеть киевской структурой, включив её в состав своего Русско-Французского банка. Как и в Риге, это вызвало резкий конфликт с акционерами, также сумевшими отстоять свои позиции. Такая активность заставляла задуматься, откуда брались средства для агрессивных действий. Знакомство с публикуемыми балансами показывало, что Русско-Французский банк широко пользуется кредитом Госбанка (задолженность достигала 46,8 млн рублей, почти втрое превосходя собственный капитал). В сущности, этот банк представлял собой филиал Государственного; пресса вопрошала, за что же ему оказывается такое преимущество?[2276]

Но главным направлением активности Рубинштейна, без сомнения, стало московское. Здесь его внимание привлёк Московский частный банк, образованный в 1910 году на базе отделения Петербургского частного банка, переживавшего тогда нелёгкие времена. С целью оздоровления было решено избавиться от всей филиальной сети: так на базе московского отделения появился новый банк, куда вошла купеческая знать Первопрестольной Ф.Л. Кноп, М.В. Живаго, К.И. Гучков, И.С. Гольдберг, М.С. Карзинкин, партнёр Вогау Г.М. Марк[2277]. Часть же акций по «наследству» осталась за Петроградским частным банком: их-то и перекупил Рубинштейн. Архивные документы позволяют установить, что эта сделка проводилась с тесным участием Русско-Азиатского банка, если не сказать более. Из приобретённых 23 тысяч акций 12,5 тысячи поступили в собственность Русско-Французского банка, а ещё 10,5 — непосредственно к Русско-Азиатскому. По обоюдному согласию они приняли взаимные обязательства — координировать взаимные интересы[2278]. Участвовавшие в банке москвичи оказались в сложной ситуации, поскольку новые питерские акционеры оценивали прежнюю политику как избыточно консервативную и не считали возможным ограничиваться обслуживанием обычных торговых операций. Особенное неудовольствие у них вызывал И.С. Гольдберг, занимавший ключевые позиции в управлении Московским частным банком и с предубеждением относившийся к новациям со спекулятивным душком[2279]. Эту точку зрения в Первопрестольной разделяли многие, поскольку начинали опасаться «вулканической атмосферы, созданной пылающим темпераментом Рубинштейна»[2280]. Ведь получалось, Русско-Французский банк замахнулся на структуру намного крупнее по оборотам, намереваясь превратить её в своё отделение[2281]. В Москве до самого последнего момента отказывались верить в подобное[2282].