Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы.

Сомнения в правдивости мемуаров Витте высказывались с момента их публикации за границей. По большому счёту они представляют собой не объективное изложение, а скорее напоминают покрывало, наброшенное в угоду личным амбициям на целый период нашей истории. Именно в таком ключе к ним отнеслись очевидцы царской поры. Последний царский министр путей сообщения, всю жизнь проработавший в железнодорожной отрасли, Э.Б. Кригер-Войновский указывал на присущее Витте бесцеремонное обращение с истиной, что особенно проявилось в его воспоминаниях[5]. Менее дипломатично выразился бывший директор департамента полиции А.А. Лопухин: «Как бы ни смягчать мнение о них [мемуарах], их нельзя рассматривать иначе, как свидетельство полной потери автором малейших признаков достоинства»[6]. Злобным пасквилем назвал их и бывший чиновник МВД С.Н. Палеолог[7]. Об озлобленности и предвзятости повествования писал и хорошо знакомый с Витте В.И. Гурко, посвятивший разбору воспоминаний обширную статью[8]. Занимавший пост начальника канцелярии Министерства императорского двора А.А. Мосолов, прочитав мемуары, решил в противовес виттевскому опусу поделиться сведениями, которые помогут составить более ясную картину о том же периоде[9]. А «владетель пера» Л.М. Клячко-Львов после знакомства с текстом посчитал нужным опросить оставшихся в стране представителей царской бюрократии, дабы хоть что-то противопоставить этим откровениям[10].

Начнём с интеллектуального багажа Витте, который выглядел, надо признать, более чем скромно: налёт славянофильства, привитый в юности родным дядей, получерносотенным Р.А. Фадеевым, будни на железной дороге, небольшие заметки в «Московских ведомостях» М.Н. Каткова и «Руси» И.С. Аксакова да пара брошюр. Одна посвящена специальной теме «Принципы железнодорожных тарифов по перевозке грузов» (1883) — предложенный в ней набор общеизвестных мер ни у кого не вызвал возражений. Хотя автор текста упорно использовал на Юго-Западных железных дорогах, где служил, тарифы с теми самыми недостатками, которые критиковал в своём же сочинении, и это не осталось незамеченным[11]. Другая брошюра — «Национальная экономика и Фридрих Лист» (1889), приуроченная к вступлению Витте на государственное поприще в путейском ведомстве[12]. Интерес к Листу навеян не теоретическими познаниями, а славянофильской риторикой, поскольку немецкий учёный провозглашал примат национального в экономике и пользовался симпатиями в этой среде[13]. Правда, появление данного труда сопровождалось слухами, будто подлинный его автор — первый муж Матильды Лисаневич (вступившей во второй брак с Витте), который из-за болезни и последовавшей смерти просто не успел опубликовать свою работу. Как иронизировали в Петербурге, текст достался в качестве приданого[14].

Подобный background разительно отличал Витте от коллег по правительству, многих сановников, причём независимо от политических предпочтений. Если Н.Х. Бунге, Д.А. Толстой, К.П. Победоносцев, Д.А. Милютин, К.Н. Посьет и др. считались (независимо от идейной принадлежности) признанными интеллектуалами, являлись завсегдатаями книжных магазинов, заказывали книги в библиотеке[15], то о Витте этого сказать никак нельзя. Этим объясняется, что, став министром финансов, он пытался выселить знаменитую Императорскую публичную библиотеку из здания на Невском проспекте, где та располагалась, и приспособить помещения под фондовую биржу и Государственный банк. Такое безразличие к научно-просветительской цитадели царской России говорит само за себя. Лишь протесты общественных авторитетов того времени (И.И. Толстой, В.В. Стасов и др.) не дали осуществиться задуманному[16].