Читаем Взлетают голуби полностью

С отцом вашим я тоже поговорила, постаралась убедить не оставлять Иби с ребенком одну, без поддержки, еще раз попробовать жить с ней как муж с женой; он, с забинтованной-то головой, посмотрел на меня и сказал: ради вас, мамика, попробую, и в самом деле, после этого бросил он пить, больше не видели его по ночам на улице, а я спрашивала Господа Бога, надолго ли это, хотя и сама знала, что не надолго, и вправду, пару месяцев прожил он с Ибоей, а потом совсем ушел от нее и подал на развод.

Ну вот, а сейчас вы должны мне пообещать кое-что, и мамика берет руку Номи и мою руку, соединяет их в своих ладонях, вы не должны забывать, девоньки, что у вас есть сестра, больше я вам ничего не буду говорить, когда-нибудь вы все сами поймете.

Отец ваш был первым в семье, кто развелся с женой, и знайте, девоньки, развод – это все равно что против всего мира пойти. То есть опять он все законы нарушил! Ух, я бы его своими руками четвертовала, так я на него была сердита!.. Особенно потому, что прошло совсем немного времени и у Миклоша появилась другая.

Наша матушка?

Да.

Говорили, она из бедной семьи. Я никогда ничего не имела против бедняков, говорит мамика, но тут – да, тут я была против, против этой новой женщины, потому что она была красавица, но с дурной славой, так про нее говорили. Только такого нам не хватало, думала я, пусть бы лучше она была совсем некрасивая, и Миклош дал бы снова себя захомутать, во второй раз, думала я. Трудное это было для меня время, прямо не знала, что и делать. Но однажды ночью пришел ко мне папуци, дедушка ваш, сел на краешек кровати, и представляете, на нем был выходной костюм, тот, в котором я его похоронила, и мамика осеняет себя крестом, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа; не ждала я тебя, Винцент, сказала я ему, а он, дедушка ваш, ничего не ответил, только руку мне протянул, я даже капельку растерялась, можно подавать руку привидению или нет? – вот какая мысль мелькнула у меня в голове, но потом я все-таки решилась, и рука у папуци была такая теплая, что я вам этого, девоньки, и описать не могу, может, я всю ночь просидела там, в кровати, не знаю сколько, но потом вдруг почувствовала, что мерзну, а его уже рядом не было.

Но ведь привидение нельзя взять за руку, говорит Номи, а если попробуешь взять, то оно – как воздух, и Номи одной рукой хватает воздух; не знаю, какие они, привидения, только ко мне явился папуци, и он был теплый, а может, это воздух был теплый, говорит мамика, кто его знает, и помешивает в кастрюле, вылавливает одну фасолину, разжевывает ее, ну вот, теперь можно картошку бросать.

Во всяком случае, на другой день увидела я во дворе, у колодца, свою тень и подумала: смотри-ка, Анна, какая у тебя тень большая, и, знаете что, девоньки, я вдруг поняла, что должна сделать тот шаг, к которому душа у меня совсем не лежала.

Словом, мамика попросила Миклоша и Розу, ту женщину, которую он любил, то есть наших отца и матушку, прийти к ней; матушка принесла в подарок кофе; у нее был такой голос и такие глаза, что я сразу ее полюбила, рассказывает мамика. А через несколько месяцев Миклош и Роза переехали в другой город.

Из-за Ибои?

Может, и из-за нее, но главное, Миклош и Роза хотели начать новую жизнь, на новом же месте это сделать легче. Ну а разговоры, разговоры еще долго не смолкали, но я уж давно поняла, что есть люди, которые всегда найдут о чем поговорить, а другие охотно их слушают. Как ты можешь терпеть такого сына? – спрашивали меня, ты еще с ним разговариваешь? После такого вопроса я обычно снимала очки, молчала минутку, а потом отвечала: а о чем бы мы с тобой говорили, если бы у меня не было сына? – и мамика кладет в сковороду большую ложку жира, – правильный это ответ, как вы думаете? Мне кажется, хорошо, что вы теперь больше знаете о своем отце; мамика разогревает жир, пока он не начинает пениться, снимает сковороду с плиты, потом сыплет в заправку мелко порезанный красный перец, я вот точно уверена, что у каждого человека не одно лицо, а больше, у вашего отца – по крайней мере пять, и мамика, медленно помешивая суп, добавляет в кастрюлю заправку, мне, во всяком случае, пять раз в своей жизни приходилось говорить себе, что вот опять он совсем другой, не такой, каким я его знаю (я же, глядя на мамику, думаю: Ильди, а сколько лиц у тебя? – не знаю, ты сама должна это себе сказать, вижу я ответ в глазах мамики), родители ваши держали в том городе, где они стали жить, маленькую продовольственную лавку, там они и познакомились с Шандором, который уже перебрался с женой в Швейцарию, и тот посоветовал им тоже эмигрировать в Швейцарию. А не в Австралию, куда они одно время собирались.

В Австралию?..

<p>Слова</p></span><span>
Перейти на страницу:

Все книги серии Первый ряд

Бремя секретов
Бремя секретов

Аки Шимазаки родилась в Японии, в настоящее время живет в Монреале и пишет на французском языке. «Бремя секретов» — цикл из пяти романов («Цубаки», «Хамагури», «Цубаме», «Васуренагуса» и «Хотару»), изданных в Канаде с 1999 по 2004 г. Все они выстроены вокруг одной истории, которая каждый раз рассказывается от лица нового персонажа. Действие начинает разворачиваться в Японии 1920-х гг. и затрагивает жизнь четырех поколений. Судьбы персонажей удивительным образом переплетаются, отражаются друг в друге, словно рифмующиеся строки, и от одного романа к другому читателю открываются новые, неожиданные и порой трагические подробности истории главных героев.В 2005 г. Аки Шимазаки была удостоена литературной премии Губернатора Канады.

Аки Шимазаки

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги