Взлетная полоса

— Надо, Дима, повторять, — тихо и печально сказала мама. — И сейчас нелишне…

— Просто Костя Клочков тебе больше нравился, — сказал отец.

— Да-а! — подтвердила мама. — Ухаживать Костя умел! Весельчак! Ни один концерт на факультете не обходился без него. Английский знал. А гитарист!

— Что же не вышла за него? — ревниво опросил отец.

— Да, пожалуй, могла бы.

— Ну…

— Не судьба. Молчаливого пожарника полюбила…

Если не считать недавнего прихода Гали, то у нас давно не было так хорошо и весело, как в этот вечер. А зачинщиком был я, потому что в душе у меня играла музыка.

И на следующий день меня не оставляло ощущение необыкновенной легкости. Все получалось хорошо и споро. На третьем уроке писали контрольную по алгебре, и я еще минут за пятнадцать до звонка закончил задачу и оба примера. Даже помог Лидочке Кругловой — набросал на листке решение задачи второго варианта. Лида быстренько переписала его и в благодарность так посмотрела на меня большими карими глазами, что (если бы не Надя) я мог бы надолго лишиться покоя.

Каждому в этот день я готов был помочь. Лишь Волику Пушкину (из-за этой фамилии мы третий год подряд весело и дружно выбираем его редактором газеты) я не смог угодить.

— До конца недели, — ужасался Волик, — хоть о стенку разбейся — газету должны выпустить. А двух заметок не хватает.

— Написал же про учком, — напомнил я.

— Классно написал. Молодец! Теперь напиши еще. И тему сразу кидаю. Самую актуальную.

— О чем же?

— Занимаемся сколько времени? Полмесяца. А двоек сколько? Не знаешь. В том-то и дело! Я подсчитал в журнале — двадцать две штуки. Опупеть можно!

— Начало года. Всегда так, — сказал я и добавил: — Про двойки писать не хочу.

— Ладно. Тогда напиши, кому что снится.

— Волик! — Я щелкнул в кармане замочком кошелька и повернулся к окну. — Посмотри, какое веселое облачко плывет. Кудрявое. Сейчас за верхушку сосны зацепится. Что тогда будет, когда зацепится?

Наш бессменный редактор со знаменитой фамилией нахмурился:

— Я с тобой о серьезных вещах…

— Нет, скажи, что будет?

— Чудак! Ничего не будет. Облако же высоко. Четыре или пять километров от земли.

— Эх, не понимаешь ты. Оно зацепится за верхушку и станет розовым флагом у нашей сосны. Если хочешь, могу написать об этом заметку. А лучше стихотворение в прозе.

— Слушай, Сом, — рассердился Волик, — трепаться у меня нет времени! Согласен писать — кому что снится?

И я рассердился:

— Ты сам-то проснись! Видел на первом этаже стенд «Сколько стоил ремонт»?

— Ну, шестьдесят четыре тысячи. Знаю.

— А видел в туалете — вода из крана хлещет? Кто-то уже свернул кран.

— Согласен: напиши про кран.

— А вода пусть хлещет! Я разводной ключ завтра принесу и резиновую прокладку.

— У газеты свои методы воздействия, — хмуро объяснил Волик.

— Вот и воздействуй. В школе сбор макулатуры объявили. Сообщи, как у нас идет дело, кто сколько принес. Кружок по ремонту книг и учебников начал работать. Кто из нашего класса записался?

— Не знаю.

— Узнай. А про шефов с инструментального завода ты слышал? Что станки в мастерской устанавливают. Два токарных, фрезерный. Говорят, новый учитель по труду оформляется. Инженер. А мы про сны будем писать! Юмор со слезой! Старо, как гробница фараона.

— Я же не опорю. Напиши про мастерскую.

— Будто так просто! Раз-два, и написал! Дело новое, это не про двойки.

— Так что же делать? — развел руками Волик. — До конца недели надо выпустить.

— Вон сколько ребят в классе! Организовывай. Ты редактор. Газета — орган коллективный.

— Тебе легко рассуждать, а с меня голову снимут…

Прямо из школы я направился в бассейн и с таким усердием вперед и обратно гнал по крайней, шестой, дорожке, что всегда недовольный тренер, поглядывая на секундомер, висевший у него на шее, лишь удивленно покачивал головой.

— Ну, Сомов, — сказал он, — не узнаю тебя! Результаты намного лучше, почти на первый разряд. Но технику еще шлифовать и шлифовать! Так что не зазнавайся.

— Есть не зазнаваться! — Мне и со строгим тренером хотелось шутить.

Дома я уселся за стол и начал писать:

«Надя! Ты не заметила сегодня, какое кудрявое облачко плыло по синему небу? Наша школьная сосна хотела зацепить его зеленой макушкой, но чуточку не дотянулась. Получил твое письмо. Спасибо! Оно меня и обрадовало и опечалило. Я очень хочу, чтобы у тебя было меньше трудных минут. Пишешь о плохих людях. Тоже знаю таких. Ненавижу их и презираю — нахалов, лгунов, завистников. Но лучше думать о хороших людях. Их много на свете. Но лучшая из лучших — ты. Еще раз спасибо за письмо. И за кошелек. Пусть твоя бабушка не болеет. Может, ей грелку надо или горчичники? Попробуйте. До свидания. Твой друг».

Слово «неизвестный» я пропустил по нечаянности. А потом подумал, что так даже лучше. Интересно, заметит она?

Надя заметила. Письмо, которое на четвертый день извлек из тайника, с этого и начиналось.