Взор синих глаз

Когда Эльфрида узнала Найта получше, она поняла, что тот не только далек от мысли, что Стефан был его предшественником, но и предположенья такого не допускал, что до него у нее мог быть другой поклонник. В прежние времена она то и дело искренне высказывалась, прямодушно выражала свое настоящее и честное мнение, которое обнажало ее сердце до самых потаенных его глубин. Однако пришло время измениться. Она никогда даже и не намекала на то, что знакома с другом Найта. Когда женщины избирают скрытность, они в этой скрытности идут до конца; и чаще всего они начинают скрытничать со своим вторым возлюбленным.

Воспоминание о тайном побеге из дому было теперь еще более мрачное видение, чем раньше, и, подобно Духу Гленфинласа[145], только разрасталось до колоссальных размеров при любой попытке его изгнать. Природная честность призывала ее открыться Найту и довериться его великодушию, с тем чтоб получить от него прощение; и она знала, что нужно поведать ему обо всем как можно скорее, или не стоит и вовсе делать такое признание. Чем дольше она будет это скрывать, тем тяжелей ей будет признаваться. Но она отложила этот разговор. Непобедимый страх, который у молодых женщин всегда сопровождает сильную любовь, слишком громко говорил в ее душе, чтоб она могла набраться мужества да проявить честность, что подвергла бы ее любовь смертельному риску:

Растет любовь, растет и страх в крови;
Где много страха, много и любви[146].

На эту партию смотрели как на дело рук ее отца и мачехи. Меж тем священник не забыл про данное Эльфридой обещание рассказать, от кого она получила телеграмму, и два дня спустя после сцены в летнем домике он многозначительным тоном спросил ее о телеграмме. Теперь она с ним поговорила начистоту.

– Я состояла в переписке со Стефаном Смитом с тех пор, как он покинул Англию, и вплоть до последнего времени, – сказала она спокойно.

– Что! – воскликнул священник в ужасе. – И под самым носом у мистера Найта?

– Нет, когда я осознала, что мистер Найт стал дороже моему сердцу, я подчинилась вашей воле.

– Премного благодарен, вы так любезны. Когда же тебе начал нравиться мистер Найт?

– Мне кажется, этот вопрос неуместен, папа, а телеграмма была от агента судоходной компании, и послали ее не по моей просьбе. Она уведомляла о прибытии судна, которое привезло его домой.

– Домой! Как, он здесь?

– Да, в деревне, я полагаю.

– Он пытался с тобой увидеться?

– Только честными путями. Но не допрашивай меня так сурово, папа! Это пытка.

– Я задам только один вопрос, – отвечал он. – Ты с ним встречалась?

– Я не встречалась. Я могу тебя заверить, что отныне не существует ни малейшего взаимопонимания между мною и молодым человеком, который вызывает у вас такое сильное неудовольствие, а если и существует, то ровно столько же, сколько понимания между ним и тобой. Ты велел мне забыть о нем – и я о нем забыла.

– О, прекрасно; хотя ты не послушалась меня с самого начала, ты проявила себя хорошей дочерью, Эльфрида, подчинившись моей воле в конце.

– Не называй меня хорошей, папа, – молвила она горько. – Ты не знаешь… и чем меньше рассказывать о некоторых вещах, тем лучше. Помнишь, мистеру Найту ничего не известно о другом ухажере. Ох, сколько же вреда от всего этого! Я не знаю, к чему я приду.

– Положение дел таково, что я склонен сказать ему, или, во всяком случае, я не буду причинять себе беспокойство, тревожась о том, что он узнает. Как-нибудь он да узнает, что это тот самый приход, где живет отец молодого Стефана; что же заставляет тебя так тревожиться?

– Я не могу сказать, но обещай – молю, не рассказывай ему ничего! Это меня погубит!

– Пффф, дитя. Найт – славный малый и сообразительный человек, но в то же время от моего внимания не ускользнуло, что и он для тебя не самая выгодная партия. Мужчины его склада ума не представляют собой ничего хорошего, когда становятся мужьями. Если ты не будешь спешить, то сможешь выйти за того, кто будет во много раз богаче. Но помни, что я ни слова не говорю против того, чтобы ты за него вышла, если ты его любишь. Шарлотта от этого в восторге, как ты знаешь.

– Что ж, папа, – сказала она, улыбаясь с надеждой, но не в силах подавить вздоха. – Очень приятно знать, что… что, уступая своим чувствам и полюбив его, я порадовала свою семью. Но я нехорошо поступила, ох, я так скверно поступила!

– Никто из нас не идеален, говорю это с сожалением, – мягко промолвил ее отец. – Но девушкам даровано право менять свои решения, знаешь ли. Это открыли поэты еще в незапамятные времена. Катулл так и пишет: Mulier cupido quod dicit amanti in vento[147]… Что у меня за память такая дырявая! В любом случае, цитата о том, что слова женщины своему возлюбленному – это то же самое, что слова, написанные на воде и ветре. Брось переживать об этом, Эльфрида.

– Ах, ты не знаешь!