Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Партийные деятели опасались пагубного влияния нэпа. В условиях социально-экономической системы, позволявшей существовать мелкому капитализму, вознаграждавшему тех, кто эксплуатировал чужой труд, народ мог отойти от идеалов социализма и проникнуться буржуазными ценностями. Будучи экономическими детерминистами, партийные деятели считали, что мелкобуржуазная среда, созданная нэпом, оказывает формирующее влияние на образ мыслей и поведение людей. Некоторые партийные моралисты опасались, что рядовые члены партии тоже могут «разложиться» под влиянием нэпа. Центральная контрольная комиссия ВКП(б), созданная в 1920 году, возглавила иерархию контрольных комиссий, которым было поручено поддерживать среди членов партии высочайшие стандарты идеологической и этической чистоты. На XI съезде партии в 1922 году секретарь Центральной контрольной комиссии Арон Сольц предупреждал о «разложении» в партии и указывал, что нэп увеличил вероятность того, что слабые члены партии приобретут мелкобуржуазные привычки[723]. Съезд постановил, что контрольные комиссии должны вычистить «всех тех, кто позорит партию», в том числе освободить ее от «чуждых, вредных, разлагающих элементов», а также от людей, которые начнут вести «некоммунистический образ жизни (частная торговля, пьянство, моральная распущенность)»[724].

Но нэп вызывал опасения не только тем, что мог оказать дурное влияние на членов партии. Буржуазия стала более многочисленной и заметной. Нэпманы открывали предприятия, магазины, заводы. Некоторые даже начали выставлять напоказ свое богатство, надевая дорогую одежду и ужиная во вновь открытых ресторанах и кабаре. Советские чиновники возмущались нэпмановским показным потреблением и беспокоились, что классовые враги, осмелевшие благодаря нэпу, будут стремиться не только к экономическому влиянию, но и к политической власти. Вышедший в 1922 году приказ ВЧК требовал отслеживать «рост мелко-буржуазного элемента» в обществе[725]. Продолжение надзора было средством держать нэпманов под контролем, а также отслеживать распространение в обществе мелкобуржуазных взглядов.

Партийные деятели решили сохранить и усилить слежку не только из-за общего страха перед буржуазной заразой, но и после серии восстаний, произошедших в 1921 году. Кронштадтский мятеж, который совпал с прошедшим в 1921 году X съездом партии, глубоко потряс большевиков: они поняли, насколько слаба их поддержка в обществе. Хотя этот мятеж был жестоко подавлен, он побудил ЦК партии выпустить циркуляр, призывавший к созданию «всеобъемлющей системы государственной информации в целях своевременного и полного осведомления и принятия соответствующих мер»[726]. Кроме того, на конец Гражданской войны пришлись многочисленные крестьянские бунты, в том числе масштабное восстание в Тамбовской губернии. Эти выступления против советской власти, а также антикоммунистические заговоры (например, создание Петроградской боевой организации, участники которой были арестованы в июне 1921 года за планирование вооруженного восстания) закрепили у партийных лидеров впечатление, что они находятся в осажденной крепости[727].

По мере того как нэп способствовал смягчению недовольства, вызванного экономическими причинами, в особенности среди крестьян, партийные деятели еще больше убеждались, что власть в стране принадлежит меньшинству. Они взяли власть во имя рабочего класса, а между тем рабочие составляли на деле менее 5 % российского населения, в то время как подавляющее его большинство (примерно 85 %) составляло крестьянство. Как следствие смертности в Первой мировой войне, экономического коллапса, оттока населения из городов пролетариат стал еще более малочисленным. Партия, находившаяся в его авангарде, та партия, которой предстояло повести Россию, а затем и весь мир к социализму, сама оказалась в окружении врагов — крестьян и буржуазии, а поддержка ее в народе была невелика. Не могли коммунисты рассчитывать и на помощь из-за границы — в других странах пролетарским революциям закрепиться не удалось. Большевики очутились в «капиталистическом окружении». Ощущение осажденной крепости особенно упрочилось после военной интервенции Антанты в годы Гражданской войны: хотя интервенция была ограниченной по объему и неэффективной, символически она отражала желание лидеров капитализма раздавить советское государство в зародыше.