Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Члены коммунистической партии тоже вели слежку. У партии была своя ячейка в каждом советском учреждении, а с начала 1920-х годов члены партии были обязаны предоставлять тайной полиции сведения о политических настроениях сослуживцев[737]. Кроме того, согласно циркуляру ЦК, вышедшему в сентябре 1921 года, каждая партийная ячейка должна была предоставлять ежедневные, еженедельные и ежемесячные доклады о настроениях различных социальных и профессиональных групп — рабочих, крестьян, солдат, служащих и т. д. В случае выявления антисоветских настроений, забастовок, бунтов и бандитизма в доклады следовало включать не только подробный рассказ о том, какими политическими и экономическими трудностями обусловлены эти феномены, но и описание того, как население относится к партии и советским декретам. Должны были партийные чиновники докладывать и о «культурно-просветительской работе» и ее эффективности в деле влияния на настроения в народе[738]. Затем Информационно-инструкторский подотдел ЦК собирал воедино все данные из местных партийных ячеек и публиковал ежемесячные доклады об «общеполитическом и экономическом состоянии» каждой губернии. В свою очередь, эта информация использовалась для координирования политико-просветительской деятельности местных партийных организаций[739].

Другим важным источником сведений для Информационно-инструкторского подотдела были письма, которые крестьяне и рабочие направляли в газеты. Будучи гораздо менее откровенными, чем личная переписка, такие обращения тем не менее считались важным источником информации. Чиновники отдела называли неопубликованные письма «материалами, характеризующими настроения широких масс». Подчиняясь партийным директивам, редакции крупных газет представляли еженедельные обзоры всех полученных писем не только в Информационно-инструкторский подотдел, но и лично Ленину, а позднее Сталину и Молотову. Например, издатели двух главных газет для советского крестьянства, «Крестьянской газеты» и «Бедноты», посылали Сталину доклады (а также образцы писем), подводившие итог мнениям крестьян по тому или иному вопросу[740]. Кроме того, партийные лидеры собирали информацию из писем, которые адресовались лично им. В 1920–1930-е годы люди посылали письма и петиции советским руководителям, нередко жалуясь на несправедливость или прося о помощи[741]. К примеру, во время коллективизации тысячи крестьян писали партийным лидерам. Михаил Калинин в своем качестве председателя Центрального исполнительного комитета советского правительства получил невероятные 3847 писем всего за четыре дня в апреле 1930 года. Чиновники Информационного отдела ЦИК писали доклады с обзором крестьянских писем и выдержками из них, которые служили образцами крестьянского образа мыслей[742].

Эти многочисленные разновидности надзора позволили выявить широчайшее недовольство населения. Хотя я в первую очередь пишу о механизмах надзора, краткое обсуждение содержимого подобных докладов позволяет объяснить, почему партийные лидеры по-прежнему не чувствовали себя в безопасности и требовали сохранения практики надзора. Во вскрытых письмах нередко встречалось осуждение советской власти. Одно письмо, составленное в 1924 году, содержало такие строки: «Говорят граждане, было б лучше пропасть при старом режиме в ярме, чем жить при советской свободе, в тюрьме словно». Автор другого письма в том же году писал: «Русская революция, Октябрьская… не есть социальная революция, а результат искусственной, зловредной, не соответствующей задачам экономики, политической демагогии большевиков»[743]. Еще более распространенными были указания на экономические тяготы и на сопутствующее им недовольство. Письмо из Тамбовской губернии, написанное и вскрытое в 1925 году, сообщало, что «кругом, на сто верст, сильный голод», а другое — что в предместьях Ленинграда множество умирающих от голода людей[744]. Доклады 1930-х годов приводили примеры не только недовольства экономическими условиями, но и политической враждебности, вплоть до прямых обвинений в адрес Сталина и партийного руководства[745]. В некотором роде отточенная советская система слежки была самовоспроизводящейся: из нее исходил непрерывный поток данных об антисоветских настроениях и экономической неудовлетворенности, что беспокоило партийных руководителей и укрепляло их в решимости продолжать слежку за населением.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги