Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

В 1930-е годы народное участие в надзоре и слежке постепенно оказалось под государственным контролем. Советские деятели сохранили глубокое недоверие к низовым инициативам и даже когда способствовали развитию народного участия в управлении, старались все контролировать. В конечном счете все инструменты народного участия стали звеньями всесоюзной бюрократической иерархии. Чиновники начали распространять опросные листы для волонтеров и правила, которым те должны были следовать. Кроме того, советская тайная полиция установила связи с Рабкрином и газетными редакциями, чтобы получать информацию, которую они собирали в форме писем и жалоб. Волонтеры «Легкой кавалерии» комсомола в первую пятилетку действовали по собственной инициативе, но к середине 1930-х их деятельность стала подвергаться ограничениям. В 1934 году Рабкрин был упразднен, и его волонтеры оказались под надзором тайной полиции[767]. Тем не менее народное участие в слежке сделало ее поистине вездесущей. Доносы и разоблачения привели к тому, что советские граждане следили друг за другом. В условиях советской системы не могло быть и речи о законе, который защищал бы права индивидуума и частную жизнь; более того, система поощряла советских граждан следить друг за другом и друг друга изобличать.

Вернемся к вопросу об истоках советской системы надзора и о роли марксистско-ленинской идеологии в ее формировании. Отметим, что захват власти большевиками и их программа преобразования общества сами по себе повысили необходимость слежки. Насильственные политические и социальные перемены вызвали широкое сопротивление, которое, в свою очередь, вызвало опасения партийных руководителей и подтолкнуло их к усилению слежки. Но методы массового надзора были разработаны раньше и применялись в годы Первой мировой войны всеми воюющими странами. Советская власть унаследовала эти методы от своих предшественников — царского и Временного правительств. Советская слежка была не порождением большевистской идеологии, но результатом идеологизации уже существовавшей практики. Слежка вошла в идеологическую программу большевиков и стала неотъемлемой частью нового советского государства.

Создание многочисленных бюрократических аппаратов надзора и поощрение народных разоблачений способствовали укреплению и расширению слежки. Сама природа советской тайной полиции заключалась в том, чтобы раскрывать политическую оппозицию и заговоры, а это, в свою очередь, требовало еще более всеобъемлющей слежки. Но еще важнее было то, что советский надзор отражал горячее желание партийных лидеров узнать и преобразовать образ мыслей населения. Советское государство родилось в момент тотальной войны, когда отслеживание политических настроений и приверженности той или иной партии играло для государства огромную роль в деле мобилизации людских ресурсов и борьбы с врагом. После победы в Гражданской войне партийные руководители сделали практику слежки частью своей идеологической программы, нацеленной на избавление от классовых врагов и строительство социализма.

Политическое просвещение

Задолго до 1917 года большевики считали, что пропаганда и политическое просвещение — важнейшие инструменты революционного движения. Уже в 1890‐е годы российские социал-демократы печатали листовки и вели пропаганду среди промышленных рабочих. В своей важнейшей работе «Что делать?» (1902) Ленин провел различие между агитацией, которую следует вести устно, преследуя цель разжечь негодование рабочих, и пропагандой, которую нужно распространять в первую очередь в письменной форме, в целях насаждения политической сознательности. Ленин писал: «Идеальной аудиторией для политических обличений является рабочий класс, которому всестороннее и живое политическое знание нужно прежде всего и больше всего; который наиболее способен претворять это знание в активную борьбу»[768]. Ленин и другие большевистские лидеры считали, что пропаганда должна быть не эмоциональным призывом с целью взбудоражить массы, а разновидностью политического образования или просвещения[769]. Итак, как и подобало марксистским революционерам, большевики признавали важность пропаганды еще до взрывного развития государственной пропаганды в годы Первой мировой войны.