Официальные доклады, выходившие в 1930-е годы, отмечали живучесть мелкобуржуазного поведения и призывали удвоить усилия по прививанию рабочим надлежащей политической сознательности. К примеру, чиновники возмущались тем, что значительные группы населения продолжают верить в Бога и участвовать в богослужениях, поэтому немало усилий тратилось на пропаганду атеизма[753]
. Кроме того, в партийных и правительственных докладах содержались сетования на широко распространенное пьянство и на то, что рабочие предпочитают выпивку и игру в карты официально предписанным видам досуга[754]. Поскольку главным приоритетом была индустриализация, особое внимание в партийных докладах уделялось повышению производительности труда рабочих, причем отмечалось, что лучшим средством для достижения этой цели будет насаждение политической сознательности. Один доклад призывал «воспитать массу политически неразвитой молодежи, которая пришла из деревни» на фабрику. Другой провозглашал величайшей задачей партии «перевоспитание вновь пришедших на заводы в духе, способствующем выполнению исторических задач пролетариата»[755]. Хотя в докладах партии и тайной полиции ответственными за негативные настроения среди народа часто назначались антисоветские агитаторы, нередко указывался и недостаточно высокий уровень образования и пропагандистских мер[756]. Таким образом, благодаря слежке появлялся стимул для дополнительной работы по политическому просвещению, а также выяснялось, среди каких социальных групп такую работу нужно проводить в первую очередь.Другим измерением советской системы слежки, способствующим ее широкому распространению, стало государственное поощрение доносов[757]
. Хотя надзор по большей части осуществляли тайная полиция и партия, советские чиновники способствовали развитию практики народной слежки, позволявшей рабочим и крестьянам доносить на своих начальников и друг на друга[758]. С самой революции партийные деятели стремились вовлечь массы в дело поддержания порядка в новом социалистическом обществе. Вскоре после захвата власти Ленин призвал к «сотрудничеству массы рабочих и крестьян в учете и контроле за богатыми, за жуликами, за тунеядцами, за хулиганами». Он объяснил, что «земля, банки, фабрики, заводы перешли в собственность всего народа», и призвал к «всенародному контролю» за «врагами социализма»[759]. Кроме того, партийные лидеры считали, что участие народа позволит разрушить барьеры между государством и массами и станет заслоном на пути бюрократизма[760]. Такие учреждения, как Рабоче-крестьянская инспекция (Рабкрин) и «Легкая кавалерия» комсомола, дали возможность высказаться служащим, желавшим обвинить свое начальство в коррупции или некомпетентности[761]. Советские газеты, пользовавшиеся услугами рабкоров (рабочих корреспондентов) и селькоров (сельских корреспондентов), часто публиковали рассказы о плохом управлении фабриками и колхозами[762]. Изучение этой практики, появившейся в 1920-е годы и широко распространившейся в 1930-е, позволяет лучше понять, под какой угрозой разоблачений со стороны народа находились элиты[763].Практика народной слежки позволяла обычным людям критиковать друг друга. Хотя разоблачения в общесоюзной и местной прессе обычно касались руководителей, широко распространились небольшие газеты (в том числе стенгазеты — печатные листки, висевшие на стенах заводов или колхозных контор), в которых собирались и публиковались разоблачения в адрес отдельных рабочих и крестьян, уличенных в прогулах, небрежности или пьянстве[764]
. «Товарищеские суды» позволяли рабочим высказывать мнение о товарищах по работе, которых обвиняли в прогулах или плохой дисциплинированности[765]. «Общества сотрудничества с милицией» представляли собой другое средство, позволявшее простым людям отслеживать поведение других людей и доносить на них. В одной только РСФСР эти организации к 1930 году насчитывали 45 тысяч волонтеров[766].