Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Универсальность этой модели подтверждалась советской национальной политикой. Партийные деятели считали нового советского человека образцом для всех граждан, в том числе и для представителей национальных меньшинств, и, в отличие от правителей европейских колоний, стремились не увековечить разницу между управителями и управляемыми, а сделать население однородным[864]. Адиб Халид подчеркивает, что хотя советская власть (подобно турецким кемалистам) заимствовала у европейских ориенталистов элементы этнической классификации различных народов, она делала это не с целью закрепить их неравенство, а чтобы добиться от всех народов политического участия и поддержки революционных перемен[865]. Адриенн Эдгар тоже отмечает, что советские действия по эмансипации женщин Средней Азии имели мало общего с французской или британской колониальной политикой, но во многом напоминали действия стран, стремившихся к модернизации, — межвоенной Турции, Ирана и Афганистана, где власти также добивались эмансипации женщин, стремясь к созданию современного, однородного общества[866]. Советскую национальную политику характеризовал «государственный эволюционизм» — подход, опиравшийся как на марксистскую концепцию исторических стадий, так и на европейские антропологические теории культурной эволюции, предполагавшие, что все этнические группы стремятся к общей конечной точке. Советские чиновники считали, что «отсталость» некоторых национальных меньшинств проистекает от социально-экономических условий, в которых те находятся, а не от расовой или биологической неполноценности, и верили, что могут подтолкнуть эти народы вперед на общем пути исторического развития, который приведет к социализму, а в конечном счете — к коммунизму[867].

В целом стремление советской власти узнать, о чем думает население, и повлиять на его образ мыслей отражало как международные тенденции, так и чисто советские особенности. В ходе Первой мировой войны правительства всех воюющих стран стремились узнать образ мыслей, мнения и «политические настроения» людей и на все это повлиять. Массовая политика и массовая война требовали мобилизации населения и сознательного, активного участия народа в политике. Как утверждал Джошуа Сэнборн, царское правительство обнаружило опасность сочетания массовой политики с правлением меньшинства после того, как приступило к массовой мобилизации в Первой мировой войне. Оно было свергнуто, а вслед за ним — и Временное правительство. Коммунисты решили проблему массовой политики и ее центробежных сил, установив, при помощи политической пропаганды и цензуры, монополию на ресурсы для мобилизации[868]. Иными словами, они успешно сочетали правление меньшинства и массовую мобилизацию, эффективно использовав методы военного времени и сделав их постоянными.

В самом широком смысле первопричиной советского надзора и пропаганды было изменение самой природы политики в эпоху, с одной стороны, верховенства народа, а с другой — массовой войны. В деспотических режимах старого порядка от населения ожидали только верности монарху. В современных же политических системах, даже недемократических, граждане должны были играть важную роль в политике, а для этого иметь представление о национальных интересах страны и о своей роли в достижении их. В современную эпоху политическая власть стала скорее внутренней, чем внешней, и стремилась не столько подчинить людей, сколько добиться их участия в политике[869]. Теперь государственным деятелям необходимо было знать, о чем думает народ, и иметь возможность повлиять на его мысли. Первая мировая война сделала эти задачи неотложными и породила новые методы слежки и политического образования. Эти методы оказались востребованы в советском государстве и стали неотъемлемой частью устройства СССР, поскольку советская власть, несмотря на свой авторитарный характер, стремилась воспитать революционных граждан, которые построят новое социалистическое общество.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги