Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Этнические конфликты и беспорядки не прекращались на протяжении всех 1920-х годов, в большей степени на Кавказе и в Средней Азии. В годы коллективизации особенно ожесточенное сопротивление оказали крестьяне из некоторых национальных меньшинств, в частности поляки, немцы, чеченцы и курды[1079]. Более того, многие партийные руководители, в том числе и Сталин, либо сами происходили из этнически смешанных пограничных регионов, либо принимали участие в управлении Кавказом или Средней Азией в 1920-е годы[1080]. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они, подобно своим предшественникам в царское время, придавали значение национальности. Однако, в отличие от царских военных статистиков, советские руководители изначально не исходили из того, что национальные меньшинства являются менее политически благонадежными, чем этнические русские. На протяжении 1920-х годов советская национальная политика всячески способствовала вербовке национальных элит в коммунистическую партию, развитию национальных культур и даже этнографическому выделению национальных отличий. Партийные деятели считали, что стимулирование национальных идентичностей и культур выбьет оружие из рук национальных сепаратистов и поможет двинуть различные этнические группы вперед по эволюционной лестнице к социализму[1081].

Переход к «советской этнической чистке» в конце 1930-х годов был вызван как изменениями в советской национальной политике, так и растущим беспокойством по поводу национальной безопасности. В 1935 году Сталин провел получивший широкое освещение прием для таджикских и туркменских колхозников в Кремле. На этом приеме он заявил, что достижение социализма сделало возможными межэтнические сотрудничество и гармонию. По его словам, восемнадцать лет советской власти позволили преодолеть вредное царское наследие национального недоверия и теперь существует «полное взаимное доверие» между русским народом и национальными меньшинствами, а «дружба между народами СССР» — это «великое и серьезное достижение»[1082].

Подобно тому как «достижение социализма» закрыло возможности для исправления бывших кулаков и преступников, отказавшихся смириться с новым социалистическим строем, так и «достижение равенства и гармонии национальностей» привело к более репрессивной политике по отношению к национальным меньшинствам, которые, как казалось, не желают вступить в «семью советских народов». В соответствии с внутренней логикой советской национальной политики не было ничего парадоксального в том, что за стимулированием национальных культур следовало подавление некоторых национальных групп. Требовалось разобраться с теми национальными меньшинствами, которые, окажись у них такая возможность, не стали бы частью СССР, а выбрали бы другое гражданство или подданство. Способами разобраться были депортации, аресты и казни[1083].

Партийные руководители подозревали национальные диаспоры прежде всего в альтернативной лояльности. В 1920-е годы национальные диаспоры Советского Союза позволяли использовать трансграничные этнические связи для установления каналов влияния за границей и, возможно, распространения социализма. Но в 1930-е годы партийные деятели стали опасаться того, что влияние будет распространяться в обратном направлении, например из Польши — на польскую диаспору в Советском Союзе[1084]. С идеологической точки зрения культуры национальных диаспор тоже представляли собой проблему. Предписание Сталина касательно национальных культур — «национальные по форме, социалистические по содержанию» — было осуществимо внутри страны, поскольку советская цензура пропускала лишь те культурные проявления, которые поддерживали социализм. Но в капиталистических странах национальная культура могла принимать формы, прямо противоположные советскому социализму, и если бы буржуазный национализм распространился на национальные диаспоры внутри Советского Союза, он мог бы подорвать верность населения советской власти. Некоторые чиновники и этнографы задавались вопросом, могут ли эти национальности стать вполне советскими[1085].