Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Как в случае национальных операций, так и в случае депортаций меньшинств из приграничных зон главную роль, очевидно, играла забота о безопасности. Специальное постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от января 1938 года, продлевавшее национальные операции до середины апреля, призвало к «разгрому шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финн [так в тексте постановления], греков, иранцев, харбинцев, китайцев и румын, как иностранно-подданных, так и советских граждан». Документы НКВД сообщали, что эти операции направлены против «национальностей иностранных государств»[1099]. Такое выражение наглядно показывает, что хотя эти национальные диаспоры жили в Российской империи и Советском Союзе на протяжении десятилетий, тайная полиция считала, что они лояльны своему национальному государству, а не Советскому Союзу. В то же время факт распространения национальных операций также на харбинцев — этнических русских, работавших на Китайско-Восточной железной дороге, — свидетельствует, что причиной этих репрессий был отнюдь не русский шовинизм[1100]. Действительно, в конце 1930-х годов НКВД плотно следил за всеми, в том числе и за многими этническими русскими, кто имел какую-либо связь с заграницей. Списки потенциальных шпионов, используемые тайной полицией, включали такие категории, как «репатрианты», «контрабандисты», «лица, имевшие письменные связи с заграницей» и «эсперантисты»[1101].

Факт репрессий советского правительства против национальных диаспор подводит нас к важному историческому сравнению — к вопросу о сходствах и различиях в государственном насилии СССР и нацистской Германии. По большому счету в применении насилия в этих двух странах действительно были сходные черты. Как в СССР, так и в Германии руководство стремилось к революционным изменениям в обществе, выдвигало утопические цели, претендовало на то, чтобы делать историю, и запускало беспрецедентное по масштабам насилие. Некоторые из методов государственного насилия в той и другой стране тоже были сходными: как советское, так и нацистское руководство опиралось на социальную каталогизацию, силы тайной полиции и концентрационные лагеря. Советское преследование национальных диаспор и «социально чуждых элементов» соответствовало нацистскому преследованию евреев, цыган, умственно неполноценных, гомосексуалистов и других групп, изгнанных на задворки общества.

Но различия между государственным насилием в нацистской Германии и тем, которое было в СССР, не менее существенны. Советское правительство никогда не создавало индустрию убийств, никогда не пыталось уничтожить целый народ или, если уж на то пошло, целый класс общества. В то время как нацисты стремились уничтожить всех евреев и стереть еврейский геном с лица земли — провести геноцид в истинном значении этого слова, — советские деятели казнили только тех этнических немцев, поляков и других, кого они (внесудебно) признавали виновными в шпионаже и саботаже[1102]. Советская власть никогда не уничтожала целые национальности, и даже кулаков, которых было решено «ликвидировать как класс», она стремилась перевоспитать при помощи конфискации имущества и задействуя их в принудительном труде. Тайная полиция, казнившая сравнительно немного людей в годы коллективизации и куда большее их число в ходе массовых операций, убила лишь тех, кого считала неисправимыми[1103].

Разница в государственном насилии советского и нацистского режимов отражала их фундаментальное идеологическое различие. В то время как нацистская идеология была расистской и направленной на исключение из общества «нежелательных» элементов, советский марксизм был течением универсалистским и считал революцию средством, позволяющим стереть различия между классами и достичь единства общества. С точки зрения советских деятелей, единство не означало расовой чистоты или этнической гомогенности. Советская национальная политика даже способствовала развитию национальных культур — как механизму, который поможет преодолеть этап национализма, вытеснить его и достичь социализма, а затем и коммунизма. Если в нацистской Германии национальные культуры считались выражением расовых черт, то в СССР — частью надстройки, которая отражает экономическое развитие и будет меняться вместе с ним. К примеру, для советских этнографов узбекская культура была не продуктом изначальной узбекскости, а результатом исторического процесса узбекского экономического развития. Более того, советские чиновники восхваляли межнациональные браки и смешение различных этнических групп — в отличие от властей многих стран (Германии, Соединенных Штатов, Великобритании, Франции и т. д.), предостерегавших против расового кровосмешения[1104]. Если нацистский проект был предназначен только для немцев или арийцев, то советский был для всех. Уничтожению подлежали лишь те, кто с точки зрения советской власти? отказывался следовать советскому строю.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги