В сравнительно-исторических исследованиях Советский Союз часто не принимают во внимание. Ученые склонны рассматривать СССР и его социально-экономический порядок как аномалию, а значит, как нечто в принципе несравнимое с другими странами. Однако мой анализ социальной политики в СССР показывает всю важность включения Советского Союза в рамки подобных исследований: оно дает возможность выявить определенные черты государственного вмешательства и управления населением в межвоенный период. В частности, советский опыт служит иллюстрацией связи между социальной помощью и войной, а также наглядно демонстрирует тот факт, что программы социальной помощи в этот период имели целью прежде всего сбережение людских ресурсов и выполнение ряда взаимных обязательств между государством и его гражданами. Советская система здравоохранения — это пример того, как подъем социальной медицины привел к государственным инициативам в сфере общественного здоровья и как авторитарное государство, стремясь поддержать телесное здоровье своего населения, решило поставить во главу угла фактор среды. Советская репродуктивная политика свидетельствует о том, что даже правительство, столь глубоко преданное идее обновления общества, как советское, могло, исходя из научных и идеологических причин, отбросить евгенику и создать эссенциалистский гендерный порядок, который вместе с тем прославлял роль женщины в качестве работницы. Широкое использование советским правительством политического надзора и пропаганды показывает, что в эпоху массовой политики даже авторитарные правители чувствовали необходимость следить за тем, что думают люди, и влиять на их образ мыслей. Наконец, в сфере государственного насилия случай СССР позволяет увидеть устрашающий потенциал технологий уничтожения отдельных социальных групп, особенно в руках революционной диктатуры, намеревающейся осуществить преобразование общества и защитить безопасность государства.
Кроме того, помещение истории СССР в международный контекст помогает взглянуть на советскую систему по-новому — отказавшись от прежних объяснений, которые относили все аспекты советского вмешательства в жизнь общества на счет идеологии социализма. Задавая партийным деятелям набор социальных категорий и определенную историческую телеологию, марксизм-ленинизм тем не менее не содержал подробного плана действий. Он устанавливал историческую шкалу, вдоль которой человечеству предстояло двигаться, но не диктовал программу или расписание движения. Я не согласен с теми, кто видит в идеологии социализма единую конкретную программу, которая, будучи воплощена на деле, неизбежно ведет к сталинизму[1110]
. Подобное овеществленное представление об идеологии социализма часто соединяется с определением ее как доктрины, «абсолютно расходящейся с реальностью», этакой искусственной попытки преобразовать человеческое общество[1111]. Помещая социальную политику советского режима в международный контекст, я стремлюсь показать, что как идея трансформации общества, так и технологии, позволявшие подобную трансформацию осуществлять, возникли раньше советской системы и присутствовали в самых разных идеологиях и режимах XX столетия.Советское вмешательство в жизнь общества лучше всего понимать как одну из версий характерного для эпохи модерна стремления создать рациональный общественный порядок. Это стремление исходило из идей Просвещения о том, что общественный строй не был предустановлен и не является неизменным, а создан самим человеком. Отсюда проистекала новая концепция общества — как человеческого творения, которое можно изучить и преобразовать. Вдохновленные стремительным прогрессом в естественных науках, ученые разработали ряд социальных наук, стремясь понять общество, чтобы его улучшить. Новые дисциплины — социальная статистика, демография, социология, психология и криминология — разделили общество на категории, выявили общественные проблемы и стали оправданием для новых технологий социального вмешательства. Тот же дух рационального реформирования положил начало идеологиям преобразования общества, одной из которых был марксизм.