Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

В сравнительно-исторических исследованиях Советский Союз часто не принимают во внимание. Ученые склонны рассматривать СССР и его социально-экономический порядок как аномалию, а значит, как нечто в принципе несравнимое с другими странами. Однако мой анализ социальной политики в СССР показывает всю важность включения Советского Союза в рамки подобных исследований: оно дает возможность выявить определенные черты государственного вмешательства и управления населением в межвоенный период. В частности, советский опыт служит иллюстрацией связи между социальной помощью и войной, а также наглядно демонстрирует тот факт, что программы социальной помощи в этот период имели целью прежде всего сбережение людских ресурсов и выполнение ряда взаимных обязательств между государством и его гражданами. Советская система здравоохранения — это пример того, как подъем социальной медицины привел к государственным инициативам в сфере общественного здоровья и как авторитарное государство, стремясь поддержать телесное здоровье своего населения, решило поставить во главу угла фактор среды. Советская репродуктивная политика свидетельствует о том, что даже правительство, столь глубоко преданное идее обновления общества, как советское, могло, исходя из научных и идеологических причин, отбросить евгенику и создать эссенциалистский гендерный порядок, который вместе с тем прославлял роль женщины в качестве работницы. Широкое использование советским правительством политического надзора и пропаганды показывает, что в эпоху массовой политики даже авторитарные правители чувствовали необходимость следить за тем, что думают люди, и влиять на их образ мыслей. Наконец, в сфере государственного насилия случай СССР позволяет увидеть устрашающий потенциал технологий уничтожения отдельных социальных групп, особенно в руках революционной диктатуры, намеревающейся осуществить преобразование общества и защитить безопасность государства.

Кроме того, помещение истории СССР в международный контекст помогает взглянуть на советскую систему по-новому — отказавшись от прежних объяснений, которые относили все аспекты советского вмешательства в жизнь общества на счет идеологии социализма. Задавая партийным деятелям набор социальных категорий и определенную историческую телеологию, марксизм-ленинизм тем не менее не содержал подробного плана действий. Он устанавливал историческую шкалу, вдоль которой человечеству предстояло двигаться, но не диктовал программу или расписание движения. Я не согласен с теми, кто видит в идеологии социализма единую конкретную программу, которая, будучи воплощена на деле, неизбежно ведет к сталинизму[1110]. Подобное овеществленное представление об идеологии социализма часто соединяется с определением ее как доктрины, «абсолютно расходящейся с реальностью», этакой искусственной попытки преобразовать человеческое общество[1111]. Помещая социальную политику советского режима в международный контекст, я стремлюсь показать, что как идея трансформации общества, так и технологии, позволявшие подобную трансформацию осуществлять, возникли раньше советской системы и присутствовали в самых разных идеологиях и режимах XX столетия.

Советское вмешательство в жизнь общества лучше всего понимать как одну из версий характерного для эпохи модерна стремления создать рациональный общественный порядок. Это стремление исходило из идей Просвещения о том, что общественный строй не был предустановлен и не является неизменным, а создан самим человеком. Отсюда проистекала новая концепция общества — как человеческого творения, которое можно изучить и преобразовать. Вдохновленные стремительным прогрессом в естественных науках, ученые разработали ряд социальных наук, стремясь понять общество, чтобы его улучшить. Новые дисциплины — социальная статистика, демография, социология, психология и криминология — разделили общество на категории, выявили общественные проблемы и стали оправданием для новых технологий социального вмешательства. Тот же дух рационального реформирования положил начало идеологиям преобразования общества, одной из которых был марксизм.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги