Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Для дальнейшего рассмотрения различий между советской и нацистской идеологиями следует рассмотреть общественный, политический и научный контекст, в котором они появились. В слаборазвитом государстве, которым управляла деспотичная царская бюрократия, некоторые представители русской интеллигенции обратились к марксизму и его видению бесклассового общества. Именно в этом контексте российская наука стала доказывать, что не генетика, а влияние среды играет решающую роль в том, каково положение низших классов общества. Российские, а впоследствии советские ученые утверждали, что физическое развитие человека определяет не раса, а социально-бытовые условия[1105]. Более того, дореволюционная имперская русская идеология, нацеленная на культурное заимствование и ассимиляцию, решительным образом отличалась от идей расового превосходства, лежавших в основе западноевропейских империй. Напротив, корни нацистской идеологии можно проследить к началу века, когда в Германии начался период беспрецедентной обеспокоенности, приведший к воспеванию физической силы и силы воли, которые защитят немецкую нацию от вырождения. Эти идеи еще усилились после унизительного поражения в Первой мировой войне, когда «разработка новых социальных, политических и психологических фортификаций» казалась необходимой для национального выживания[1106]. Таким образом, несмотря на сходство в масштабах и в методах действий, сталинское государственное насилие и нацистское решительным образом различались по своему происхождению, идеологической ориентации и тем жертвам, на которых они были нацелены.

В завершение обсуждения вернемся к вопросу о том, что стало причиной советского государственного насилия. Непосредственным толчком к его началу в конце 1930-х годов явились решения, принятые руководством страны. Приказы об арестах, казнях и депортациях, произошедших в ходе массовых и национальных операций, были отданы Сталиным и его соратниками. Их манихейский взгляд на мир, их представления о капиталистическом окружении, их убежденность в том, что строительство и защита социализма нуждаются в безжалостном истреблении внутренних врагов, — все эти черты сталинского руководства объясняют масштабы применения государственного насилия[1107]. Растущее международное напряжение и угроза существованию страны, исходившая от Германии и Японии, тоже сыграли крайне важную роль в создании фона для массовых репрессий.

Вместе с тем, помимо прямых причин советского государственного насилия, было несколько условий, которые я старался подчеркнуть. На протяжении всей истории правители стран, в том числе многие русские цари, применяли широкомасштабное насилие в отношении своих народов. Но лишь в эпоху модерна различные правительства создали «научную» классификацию своих народов и использовали ее для отсечения отдельных социальных групп. Социальное отсечение основывалось на общественных науках и определении самого социального поля, к которому эти науки прилагались. Советское государственное насилие не было обусловлено российской отсталостью[1108]. Напротив, оно базировалось на свойственной эпохе модерна концепции общества как искусственного объекта, поддающегося изучению и преобразованию при помощи государственного вмешательства. Таким образом, необходимым условием советского государственного насилия в тех формах, в каких оно осуществлялось, были новейшие познания в общественных науках.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги