Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Марксистская теория опиралась не только на рационализм Просвещения, но и на романтизм XIX столетия. Социальные мыслители, тяготевшие к романтизму, надеялись вернуть обществу то единство, которое, как они верили, существовало в прошлом, — органическое единство, разрушенное, по их мнению, борьбой классов и отчужденностью, характерной для мира модерна. Марксизм появился в рамках этого общего интеллектуального контекста и стал ответом на социальные проблемы, возникшие в результате европейской индустриализации[1112]. Находясь под сильным впечатлением от революций 1848 года, Маркс предложил свое решение проблемы — насильственную пролетарскую революцию, которая свергнет капиталистическую систему. Тем не менее это была далеко не единственная идеология XIX века, выдвинувшая программу радикального преобразования общества. Как подчеркнула Катерина Кларк, в Европе XIX — начала XX века было множество «романтических антикапиталистических» мыслителей, критиковавших капитализм и искавших путь к созданию гармоничного общественного строя. К этим мыслителям — в большинстве своем людям левых взглядов, хотя бывали и исключения — относились не только марксисты, но также, в числе прочих, Макс Вебер и члены его гейдельбергского кружка[1113]. Марксистский радикализм отнюдь не являлся единственной попыткой сконструировать новый общественный строй для народных масс в промышленную эпоху, который опирался бы в первую очередь на сотрудничество, — в числе других проектов подобного рода были фабианский социализм, солидаризм и даже некоторые либеральные течения.

В России начала XX века не только марксисты, но и реформаторы и радикалы всех мастей считали, что общественно-политический порядок нуждается в фундаментальных изменениях. Нам следует отказаться от мысли, что марксизм был искусственно привнесен в Россию — вместо этого стоило бы задаться вопросом, почему столь многие представители русской интеллигенции стали марксистами. Подобно интеллигентам в других развивающихся странах, русские интеллигенты стремились помочь преимущественно крестьянскому населению страны — дать ему образование, привести это население в соответствие с требованиями модерной эпохи и улучшить его жизненные условия. Некоторых привлекали в марксизме не только революционные планы, но и обещания модернизации без таких характерных для промышленного капитализма черт, как эксплуатация и отчужденность. Российская культура и идеи немарксистских ученых в большой степени перекликались с марксизмом. Русские врачи, учителя и специалисты в области социальных наук, работая в слаборазвитой стране, винили в тяжелом положении масс социально-политические обстоятельства, а не биологическую неполноценность и, подобно марксистам, ставили во главу угла влияние среды, считая, что людей можно перековать, а жизнь их улучшить, если изменить социально-экономические условия.

После того как большевики пришли к власти, беспартийные ученые внесли немалый вклад в социальные программы cоветского государства. Специалисты по социальной статистике предоставили информацию, позволившую партийным деятелям наметить свои планы преобразования общества. Земские врачи, на первых порах осудившие захват власти большевиками, тем не менее поддержали советский подход к общественному здоровью — социальную медицину с упором на бесплатное, всеобщее, профилактическое здравоохранение. Демографы и сексологи предписали репродуктивную политику, которая соответствовала нуждам государства. Учителя и советские чиновники совместно просвещали население, стремясь не только сделать рабочих и крестьян грамотными, но и научить их ценить искусство и литературу[1114]. Кроме того, партийные деятели в большой степени опирались на беспартийных этнографов, поскольку те снабжали их сведениями о народах, живущих на территории Советского Союза. Эти ученые, многие из которых обучались в Западной Европе, разделяли веру партийных деятелей в преобразующую силу научного управления и помогли сформулировать принципы советской национальной политики, основанной на концепциях исторического прогресса, общих для европейских антропологических теорий и марксизма[1115].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги