Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

На протяжении всей своей истории советское здравоохранение продолжало ориентироваться на дух социальной гигиены. Вместе с тем само движение социальной гигиены прекратило свое существование во время «Великого перелома», в конце 1920-х годов. Среди прочих беспартийных специалистов, подвергнутых решительной критике в ходе «Великого перелома», были и врачи, в первую очередь технократы, не интересовавшиеся политикой. Многие доктора земской эпохи, которые помогали в создании Наркомата здравоохранения и в руководстве им, оказались под ударом из-за отсутствия связи с марксизмом. В особенности пострадали социальные гигиенисты, поскольку их убежденность в том, что причиной болезней являются плохие социально-экономические условия жизни, приводила к мысли о безуспешности усилий советского правительства по улучшению жилищных условий в первое десятилетие его пребывания у власти[344]. Более того, когда началась первая пятилетка, индустриализация оказалась важнее таких вопросов, как здоровье, гигиена или условия жизни.

Атака на специалистов по социальной гигиене привела к обновлению медицинского персонала. Хотя большинство врачей продолжали свои исследования, некоторые из беспартийных специалистов были заменены «красными» врачами — членами партии, прошедшими обучение в советскую эпоху, людьми, чья верность была несомненной. Более того, в эти годы советское правительство урезало финансирование исследований по социальной гигиене и передало деньги клиникам, поставив на первое место задачу обслуживания индустриализации. Новый санитарный врач должен был разбираться в промышленной безопасности и санитарных технологиях, а не в социальной критике[345]. Нарком Семашко, поборник социальной гигиены, был заменен в 1930 году. Новый нарком здравоохранения, Михаил Владимирский, хотя и работал в дореволюционную эпоху в Московской губернской санитарной организации, перестал делать упор на социальную гигиену и проводить разделение между профилактической медициной и клинической[346].

Действуя в духе пятилетки, советские врачи начали подчеркивать практическую пользу медицины для лечения индустриальных рабочих, а не меры общей гигиены, способствующие улучшению здоровья всего населения. Владимирский назвал врачей, охраняющих здоровье рабочих, «строителями социалистического хозяйства» и заявил, что все медработники теперь «участники большевистского наступления… Мы начали с цеха, где здравоохранение становится частью производственного плана»[347]. На смену диспансерам, обслуживавшим тот или иной географический район, пришли «здравпункты» на фабриках, предназначенные для рабочих. Ожидалось, что такие же медицинские услуги будут оказываться крестьянам в колхозах, но бóльшая часть ресурсов была направлена на промышленные предприятия. Врачи по-прежнему стремились предоставлять всестороннее медицинское обслуживание, обращая внимание на гигиену и питание, но отдавали приоритет промышленным рабочим[348]. Государственные затраты на здравоохранение и гигиену тоже были в первую очередь нацелены на промышленных рабочих[349]. Советское здравоохранение в годы первой пятилетки отличалось всесторонним подходом, но отнюдь не было всеобщим.

На этом этапе обеспечение здоровья населения из аполитичной и теоретически ориентированной сферы трансформировалось в более политизированную и практичную программу, нацеленную на советские задачи индустриализации и социальной трансформации. Впрочем, сами эти задачи были лишь проявлением более масштабных устремлений многих мыслителей-технократов. Как я уже отметил во введении, «Великий перелом» положил начало более политизированной, революционной попытке добиться полностью рационального и модернизированного общества. Хотя в годы «Великого перелома» страна отказалась от беспартийных специалистов и их методов постепенного улучшения, она не отказалась от их цели построить здоровое современное общество. Научное здравоохранение и гигиена продолжали играть важную роль, хотя и были подчинены партийной задаче индустриализации.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги