Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Окончание Гражданской войны означало для здравоохранения переход от оборонительной тактики (борьба с эпидемиями) к наступательной — к созданию здоровых условий для жизни и труда. Впрочем, советскому правительству не хватало ресурсов для осуществления своих замыслов по части создания обширной и централизованной системы здравоохранения. В 1922 году Наркомат здравоохранения передал большинство медицинских учреждений на баланс местных властей, у которых тоже недоставало ресурсов, что привело к урезанию медицинских услуг[310]. Советские врачи исходили из того, что услуги здравоохранения будут предоставлять диспансеры. Диспансерный метод подразумевал, что врачи будут не только изучать симптомы своих пациентов и лечить их, но и посещать дома и фабрики, давая советы по поводу гигиены, безопасности и диеты[311]. Диспансерный метод был изобретен в Англии в XVIII веке и активно применялся русскими земскими врачами в конце XIX века — в особенности членами Всероссийской лиги борьбы с туберкулезом, построившими на данном методе всю свою стратегию[312]. Это был наиболее удобный подход в условиях нехватки денег и к тому же соответствовавший принципам социальной гигиены с ее особым вниманием к социально-бытовым условиям, профилактике и насаждению гигиенических норм.

Помимо прочего, чиновники Наркомата здравоохранения стремились улучшить здоровье населения при помощи пропаганды телесной и домашней гигиены. Подобные меры были типичными для кампаний по улучшению здоровья населения, проходивших по всему миру в конце XIX — начале XX века. К примеру, немецкие чиновники здравоохранения увещевали людей мыться, чистить свою одежду и постельные принадлежности, сдерживать сморкание, плевки и кашель и сводить к минимуму контакты между членами семьи[313]. Публикации Наркомата здравоохранения крайне подробно инструктировали советских граждан, как чистить разные части своего тела, одежду и постельное белье. В «Руководство для бойца пехоты» Красной армии входило положение, что «каждый военнослужащий обязан строго следить за выполнением правил личной гигиены, причем первое и основное правило — чистота тела и одежды». Устав также требовал, чтобы солдаты мыли руки перед едой и чистили зубы утром и вечером. Школьные учебники по гигиене тоже делали упор на «режим чистоты» и подчеркивали роль школьного врача в обучении как детей, так и родителей правильной гигиене тела[314]. Социальные гигиенисты проводили опросы, собирая данные о прогрессе населения в данной сфере, к примеру проверяя, чтобы у рабочих на одной из ленинградских фабрик было по крайней мере три пары нижнего белья[315]. Обнаружив в одном московском бараке, что у рабочих имеется лишь по одной зубной щетке на несколько человек или вообще нет зубных щеток, медицинские инспекторы запустили кампанию за гигиену зубов[316]. Опросы и инспектирования соединяли в себе функции обучения и сбора информации. В одной из анкет рабочим задавались десятки вопросов об их «гигиенических привычках»: есть ли у них свое полотенце, как часто они моются и чистят зубы, как часто меняют свое постельное белье и т. д.[317] Таким образом, рабочие, заполнявшие эти анкеты, могли задуматься о собственном поведении в повседневной жизни и сравнить его с нормой, которую подразумевала анкета.

Советские чиновники здравоохранения, подобно своим коллегам в других странах, считали жилище человека главным полем боя против болезней. Жилищная инспекция в Западной Европе появилась еще до конца XIX века, но именно в конце века муниципальные власти начали применять новые методы каталогизирования и надзора. Так, власти Парижа собрали данные по всем жилым зданиям в городе, записывая каждый случай смерти от инфекционной болезни, и в 1893 году создали санитарные отделы для инспектирования квартир[318]. К началу межвоенного периода жилищное инспектирование стало значительно более профессиональным и рутинным, и социальные работники в разных европейских странах перешли к вмешательству в повседневную жизнь проблемных семей. В Италии, к примеру, самые разные эксперты — от врачей и социальных работников до участниц женских фашистских организаций — посещали дома, проводили инспектирование и давали советы о том, что следует изменить. Они обращали внимание на гигиену, диету, воспитание детей и «рационализацию» домашнего хозяйства[319].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги