Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Таким образом, в структуре советской системы здравоохранения воплотился целый ряд различных составляющих: антикапитализм и этатизм большевистской идеологии, централизация как средство борьбы со свирепствующими в стране эпидемиями, вера земских врачей в социальную медицину с упором на всеобщее бесплатное здравоохранение, профилактику, оздоровление и гигиену[296]. Кроме того, переломным моментом, отразившим общее изменение в правительственной бюрократии, стало создание Наркомата здравоохранения. Он обеспечил не только то централизованное и единообразное управление здравоохранением, которого не было при самодержавии, но и триумф специалистов по медицине. В царское время ограниченное медицинское наблюдение осуществлялось из Министерства внутренних дел, под руководством юристов и чиновников, не имевших медицинского образования. Другими словами, царская бюрократия была авторитарной и при этом неспециализированной. Впрочем, к концу царской эпохи верхние слои бюрократии все чаще включали в себя специалистов и профессионалов, а в Первую мировую войну влияние экспертов еще более возросло[297]. При советской власти специалисты заняли посты чиновников — в Наркомате здравоохранения управленческие функции оказались в руках врачей. Кроме того, если при царях бюрократические учреждения (в первую очередь Министерство внутренних дел) могли заниматься самой разнообразной деятельностью, то каждый из наркоматов имел свою специализацию[298]. Таким образом, создание Наркомата здравоохранения привело к тому, что контроль над здравоохранением оказался в руках специалистов и государства.

Социальная гигиена

В своей книге о заразных болезнях в Европе XIX — начала XX века Питер Болдуин указывает, что стратегии предупреждения заболеваний могли опираться на одно из двух представлений о причинах их распространения. Врачи делали упор либо на то, что болезнь развивается путем заражения, либо на факторы среды, позволяющие ей развиваться. Первый подход подталкивал к созданию кордонов и карантинов, преграждавших путь носителям болезни, а второй заставлял уделять особое внимание санитарным мероприятиям и улучшению жизненных условий, чтобы болезнь предотвратить. Многие историки здравоохранения считали, что выбор в пользу одной из этих стратегий определялся политической системой и культурой страны: к примеру, немецкие авторитарные традиции способствовали карантинному подходу и активному вмешательству в жизнь индивидуума, а британский либерализм располагал к стратегии улучшения среды, то есть к той, что защищала индивидуальные свободы[299]. Болдуин, однако, оспаривает это допущение. Он считает, что шаги по профилактике заболевания, которые предпринимали национальные правительства, нельзя объяснять исключительно спецификой политической системы. Вместо этого он видит целое созвездие факторов, оказывавших влияние на стратегию здравоохранения, — геоэпидемиологических, структурно-управленческих и коммерческих, — соотношение которых со временем могло изменяться даже в рамках одной и той же политической системы[300].

Советская стратегия здравоохранения — ярчайший случай, позволяющий проверить утверждение Болдуина. Конечно, советская политическая система была авторитарной диктатурой, относившейся к индивидуальным свободам безо всякого уважения. Но советские чиновники решительно делали выбор в пользу фактора среды, а не карантинного подхода. Разумеется, в годы Гражданской войны, когда свирепствовали эпидемии, власти прибегли к карантинам, однако это лишь подтверждает слова Болдуина о том, что подход к профилактическим мерам может изменяться и в рамках одного государства. В целом же советское правительство, несмотря на свою авторитарную природу, делало упор на гигиену, питание, образ жизни и другие факторы среды — что опять-таки подтверждает доводы Болдуина. Вместе с тем причины ориентации на факторы среды выходили за рамки геоэпидемиологических, структурно-управленческих и коммерческих соображений, на которые он указывает. Чтобы объяснить советскую стратегию в сфере здравоохранения, мы должны рассмотреть также российские медицинские традиции и революционную политику.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги