В 1918 году Наркомат здравоохранения составил список правил обращения с больными тифом и холерой. Эти правила включали в себя все: от истребления клопов и вшей в одежде больных до проверки путешественников в областях, страдающих от эпидемий, — все вплоть до обращения с трупами[283]
. Кроме того, наркомат создал комиссии по борьбе с эпидемиями и голодом[284]. Комиссия по помощи голодающим открыла «врачебно-питательные пункты» на железнодорожных станциях, куда приезжали жертвы голода. Она установила процедуры по медицинскому осмотру, дезинфекции и эвакуации голодающих детей из областей, пораженных голодом[285]. Свирепствовала Гражданская война, и советские доктора лечили больных и раненых солдат по конвейерному принципу. Эти доктора опять же разработали процедуры, позволявшие справиться со столь огромным количеством пациентов, — ввели множество регламентов по дезинфекции и оздоровлению[286]. Тот факт, что в годы Гражданской войны были установлены государственные правила, затрагивавшие самые разные сферы медико-санитарного обслуживания, отчасти и стал причиной таких черт советской системы здравоохранения, как высочайший уровень централизации и активное вмешательство в жизнь людей.Ил. 2. Советский плакат, призывающий к борьбе с тифом, 1921. «Красная Армия раздавила белогвардейских паразитов — Юденича, Деникина, Колчака. Новая беда надвинулась на нее — тифозная вошь. Товарищи! Боритесь с заразой! Уничтожайте вошь!» (Плакат RU/SU 11. Poster Collection, Hoover Institution Archives)
Большинство рядовых врачей восприняли от земской медицины отношение к местным общинам как к приоритету и потому были настроены против советского правительства и его централизаторской политики. На заседании Пироговского общества в июне 1918 года делегаты осудили централизацию здравоохранения, предупреждая, что она приведет к подавлению инициативы на местах. В то же время они признали, что нуждаются в финансовой помощи государства, и рекомендовали меры по борьбе с эпидемиями, весьма похожие на те, что применялись Наркоматом здравоохранения[287]
. Со своей стороны, Семашко в 1918 году восхвалял земскую медицину за ее достижения в сфере «демократизации» медицинского обслуживания. Но вместе с тем он заметил, что, как бы земские врачи ни пытались помочь бедным, в условиях частной филантропии здравоохранению суждено оставаться несогласованным и неудовлетворительным[288]. Постепенно большинство земских врачей примирились с советским государственным здравоохранением и стали работать в его учреждениях. Несмотря на свой первоначально враждебный настрой, даже ведущие деятели Пироговского общества в большинстве своем сочли новую власть союзником в деле упразднения частной медицины и создания бесплатного и всеобщего здравоохранения, предотвращения эпидемий и поддержки санитарно-гигиенического просвещения. В мае 1919 года собравшиеся в Москве члены Пироговского общества пришли к выводу, что основные принципы общественной медицины продолжают действовать даже в новых политических и социальных условиях и «так называемая советская медицина» по сути дела приняла те самые формы и стремится к тем самым целям, которые всегда составляли самую сущность общественной медицины[289].Ряд земских врачей сыграл решающую роль в создании советской системы здравоохранения. Соловьев, возглавивший создание Наркомата здравоохранения, был своего рода исключением: уже до революции он состоял в руководстве Пироговского общества и при этом являлся членом партии большевиков[290]
. Большинство земских врачей большевиками не были, но многие из них тем не менее стали ведущими советскими чиновниками здравоохранения — в том числе А. Н. Сысин, Д. К. Заболотный, Л. А. Тарасевич и Е. И. Марциновский[291]. Кроме того, Петр Николаевич Диатроптов, тоже находившийся в руководстве Пироговского общества, стал главой Ученого медицинского совета в Наркомате здравоохранения[292]. Николай Федорович Гамалея, ведущий дореволюционный бактериолог, занял при советской власти пост директора Института оспопрививания в Ленинграде, а Альфред Владиславович Мольков, бывший президент Пироговской комиссии по распространению гигиенических знаний, в 1920-е годы возглавлял советский Институт социальной гигиены[293]. Практически никто из руководителей туберкулезной секции Наркомата здравоохранения не состоял в большевистской партии до революции — вместо этого они были членами Всероссийской лиги борьбы с туберкулезом[294]. Одна из врачей, Эсфирь Мироновна Конюс, недвусмысленно заявила, что советская медицина с ее упором на профилактические меры и социальную гигиену происходит от дореволюционной социальной медицины[295].