В конечном счете Временное правительство, разумеется, так и не смогло добиться поддержки со стороны русских солдат и населения в целом[704]
. Но виной тому было отнюдь не отсутствие заинтересованности народа в политике. В ходе Первой мировой войны и Русской революции солдаты и крестьяне сильно политизировались, а радикализм среди рабочих, распространившийся еще до войны, стал особенно интенсивным. Истинной проблемой, с которой столкнулось Временное правительство, было то, что у низших классов имелись собственные ожидания от революции. Солдаты, крестьяне и рабочие хотели прекращения войны, немедленного перераспределения земли и установления рабочего контроля на фабриках. Более того, Временное правительство в 1917 году было не единственной силой, стремившейся внушить свои идеи массам. Революционные партии, прежде всего большевики, воспользовались падением самодержавия и введением свободы собраний и свободы прессы, чтобы развернуть в полную мощь свои агитационные и пропагандистские кампании. Большевистские лозунги мира, земли и хлеба были созвучны представлению крестьян и рабочих о социальной справедливости и вели к дальнейшему ослаблению поддержки Временного правительства.Советский политический надзор
Взяв власть в октябре 1917 года, большевики не имели планов осуществлять слежку за людьми, тем более не собирались создавать всепроникающий аппарат надзора. Так почему же они не просто сохранили, но и значительно расширили практику перлюстрации писем, использования осведомителей, составления систематических докладов о народных настроениях, причем всем этим руководила вновь созданная тайная полиция, учреждать которую большевики тоже не планировали? Конечно, в какой-то мере решения большевиков объяснялись политической необходимостью текущей ситуации — ситуации, которую они же сами отчасти и создали, когда, будучи партией меньшинства, захватили власть в стране, страдавшей от социальных и политических конфликтов. Стараясь удержать власть перед лицом вооруженной оппозиции и растущей анархии, Ленин и его соратники, не колеблясь, прибегли к надзору и принуждению. Сведения о населении и политических пристрастиях различных его групп были для большевиков, пытавшихся получить более высокую поддержку и подавить оппозицию, важнейшей информацией. Эти сведения имели огромную ценность и для их идеологической цели — преобразования общества.
Впрочем, формы политического надзора, к которым прибегли партийные лидеры, восходили не к какому-либо политическому или идеологическому плану, а к уже существовавшей на тот момент практике. Технологии надзора, усовершенствованные в годы Первой мировой войны, предоставляли большевистским руководителям возможности для сбора жизненно важной для них информации об их соперниках и политических мнениях населения в целом. В некоторых случаях большевики даже получали доклады, о которых и не просили, исходившие от бывших чиновников Временного правительства, продолжавших наблюдать за народными настроениями и после Октябрьской революции, — тот редкий пример, когда бюрократическая преемственность возобладала над революционным разломом. Немаловажен и факт, что даже после того, как советское правительство положило конец участию России в Первой мировой войне, мир в стране не наступил. Именно в ходе кровавой Гражданской войны, когда само выживание нового режима зависело от того, удастся ли ему мобилизовать народ в свою поддержку и уничтожить политических противников, всеобъемлющая слежка прочно вошла в состав советской системы. В ходе тотальной войны лидеры большевиков укрепили и расширили слежку, впервые развернутую в широком масштабе в годы Первой мировой войны.
Перлюстрация почты по-прежнему занимала центральное место среди прочих практик слежки. Указ советского правительства о цензуре и выемке почты, принятый в июле 1919 года, создал новую структуру для слежки за почтой, телеграфом, радио и телефонами. На каждое направление правительство выделило немалое число человек — в целом всеми видами перлюстрации занималось более 10 тысяч чиновников. Многие из них «перешли по наследству» от Временного правительства: по состоянию на конец 1918 года примерно половина сотрудников Московского военного почтово-телеграфного контрольного бюро, начала работать там еще до Октябрьской революции[705]
.