Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

В России военной пропагандой тоже занималась околоправительственная организация — Скобелевский комитет, названный в честь генерала Михаила Скобелева, популярного военного деятеля XIX века, называвшего себя русским националистом. Формально считавшийся частной организацией, на деле Скобелевский комитет был тесно связан с царским правительством и стремился учить солдат патриотизму и покорности царю и Православной церкви. Царь даровал Скобелевскому комитету исключительное право киносъемки на фронте, результатом чего стали патриотические фильмы, как игровые, так и документальные, например «Штурм и взятие Эрзерума» (снимался на Кавказском фронте). Поскольку ресурсы комитета, в том числе людские, были весьма ограничены — в частности, на все фронты приходилось лишь пять кинооператоров, — он не реализовал в полной мере пропагандистский потенциал кинематографа, но обращался с новой технологией изобретательно и добился огромной популярности. Фильмы Скобелевского комитета показывались по всей стране, а с 1916 года — и на фронте, при помощи автомобилей, оборудованных генераторами, проекторами и выдвижными экранами[693].

Другим новым средством пропаганды стали патриотические плакаты. Поначалу российские плакаты Первой мировой войны выпускались частными организациями и имели ограниченные цели, призывая к пожертвованиям в виде денег и теплой одежды для солдат. В 1916 году царское правительство выпустило плакаты с призывом подписаться на военный заем, сделанные по образцу британских. В Петрограде в том же году прошла выставка английских патриотических плакатов, а в 1917 году в Лондоне и Нью-Йорке — выставки российских плакатов в поддержку военного займа[694]. Один русский журналист отметил, что в ходе войны появился плакат совершенно нового типа, призванный не рекламировать тот или иной продукт, но выступать в роли «агитатора и организатора масс»[695].

В отличие от Англии и Франции, Россия не располагала развитой сетью политических партий и республиканской системой школ, которая позволила бы распространять пропаганду и насаждать политическое просвещение. Царская власть противодействовала частной инициативе, и это привело к тому, что российское общество почти не имело средств самоорганизации. Такую возможность интеллигенции давали только земства — единственные широко распространенные негосударственные организации, созданные для нужд ограниченного местного самоуправления. Подобно тому как это произошло и в других сферах жизни, война вынудила царскую власть позволить интеллигенции принять более активное участие в политическом просвещении. Павел Николаевич Игнатьев, занявший в 1914 году пост министра образования, даже приветствовал войну, увидев в ней возможность научить жителей страны патриотизму. Он заявил, что земства должны провести кампанию публичных лекций по русской истории и географии, а также о войне. Видя в войне возможность для вовлечения крестьянства в государственные дела, он, безусловно, был прав, поскольку, к примеру, спрос крестьян на газеты и географические карты в военные годы резко вырос[696].

Земские деятели с восторгом ухватились за новую возможность преобразить деревню в культурном плане и в плане гражданской сознательности. Они создали программу образования для взрослых, ставя задачу просветить крестьян и сделать их гражданами страны. Организовали лекции, увеличили число библиотек и создали избы-читальни — деревенские дома с книгами и газетами (впоследствии это учреждение будет поднято на щит советским правительством, которое увидит в нем средство просвещения крестьян). В дни, когда приходила почта, крестьяне битком набивались в местные библиотеки и избы-читальни, чтобы узнать свежие военные новости. Поскольку многие крестьяне оставались неграмотными, библиотекари и учителя зачитывали им газеты вслух, отвечая на вопросы и выслушивая замечания аудитории. Но просветительская работа в военные годы оказалась подорвана тяжелейшей нехваткой ресурсов и квалифицированных служащих. Крестьяне подавали прошения об открытии новых школ и библиотек, однако в 1916 году земским руководителям уже не хватало денег даже на поддержание существующей инфраструктуры. Мало того, более половины учителей мужского пола были призваны в армию, что привело к серьезной нехватке учителей в деревнях в тот самый момент, когда в них там особенно нуждались[697].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги