Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Подобным же образом перлюстрация писем распространилась и в России. В довоенных «черных кабинетах» не пытались фильтровать переписку всего населения страны: внимание было сосредоточено на перечне подозреваемых в революционной деятельности, письма которых прочитывались для сбора информации о подрывных мероприятиях. После революции 1905 года тайная полиция расширила сферу своей деятельности, включив в нее надзор за корреспонденцией депутатов Государственной думы и оппозиционных политиков, но по-прежнему не делала попыток следить за населением в целом. До Первой мировой войны в петербургской почтовой системе отслеживанием переписки занималось лишь двенадцать служащих, а в московской — лишь семеро[672].

С началом войны царское правительство издало временное Положение о военной цензуре, предусматривавшее контроль за прессой и почтовыми отправлениями. Положение позволило вскрывать все письма, отправленные на фронт и с фронта, а также все письма, отправленные в газеты, все письма от вражеских военнопленных, все письма к русским военнопленным, а в скором времени и всю корреспонденцию целых этнических меньшинств, которые считались ненадежными, — евреев, прибалтов, немцев и поляков. Как отметил Питер Холквист, эти меры означали количественное и качественное расширение довоенной практики перлюстрации. Царские чиновники уже не ограничивались изучением писем отдельных подозреваемых. Теперь они перехватывали целые категории почтовых отправлений и следили за целыми группами населения. Каждую неделю военно-цензурные комиссии вскрывали сотни тысяч писем[673].

В России, как и в других странах, на первых порах задачей военных почтовых цензоров было помешать распространению секретной информации. Но и они, подобно своим зарубежным коллегам, в скором времени стали отслеживать отношение народа к войне. Уже на ранних ее этапах российские военные цензоры составляли еженедельные сводки содержимого переписки, с цитатами из отдельных посланий и статистическими данными по числу писем, выражавших патриотизм, апатию или недовольство. К концу 1915 года, после сокрушительных поражений русской армии и отступления ее на сотни миль в глубь территории России, военные цензоры получили инструкции докладывать не только о моральном состоянии солдат, но и о более общих политических вопросах[674].

Во время войны европейские правительства разработали и другие средства слежки, помимо перлюстрации писем. В ноябре 1915 года военное министерство Германии приказало командующим тыловыми военными округами докладывать о состоянии их округов, а через несколько месяцев напрямую потребовало докладов о «расположении духа гражданского населения»[675]. Начиная с лета 1917 года префекты всех французских департаментов посылали доклады о народных настроениях Министерству внутренних дел, и в скором времени руководство французской армии приказало своим генералам, находившимся в тыловых округах, составлять ежемесячные доклады о моральном состоянии местных жителей, основываясь на сведениях армейских офицеров, префектов и местной полиции[676]. В Англии своими разведывательными ведомствами обзавелись армия, полиция, Министерство боеприпасов и Министерство труда. С конца 1917 по 1920 год отделение разведки Генерального штаба британской армии отслеживало настроения не только среди солдат, но и среди всего населения. Оно составляло еженедельные сводки, опиравшиеся на самые разные источники — наблюдения за перепиской, газетные колонки с письмами читателей, граффити и подслушивание разговоров. Переодетые в штатское полицейские офицеры, находившиеся в зданиях муниципалитетов, на вокзалах, военных складах, в танцевальных залах и пивных, подробно пересказывали услышанные ими беседы и непатриотичные рассуждения, а их информацию дополняли доносы добровольных осведомителей[677].

В России представлять доклады о настроениях среди народа начали на два года раньше, чем в других воюющих странах, за исключением Германии. Притом в отличие от Германии, где подобную систему ввела армия, в России само правительство проявило желание знать мнение населения. Уже в октябре 1915 года российское Министерство внутренних дел потребовало от губернских и уездных полицейских учреждений составлять ежемесячные доклады о настроениях населения и направило список вопросов, на которые каждый доклад должен был ответить[678]. В это время правительство столкнулось с ростом оппозиции. К лету 1915 года в Государственной думе сформировался Прогрессивный блок — мощная коалиция, подвергшая критике самодержавие и его методы ведения войны. Кроме того, царская тайная полиция собирала информацию при помощи сети осведомителей, общее число которых на момент падения самодержавия в 1917 году составляло более 1,5 тысячи человек[679].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги