Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Первая мировая война стала водоразделом в мировой истории политического надзора за людьми. Конечно, и задолго до войны правительства занимались сбором сведений о том, что происходит в их стране, но масштабы и цели этой слежки были ограничены. Главная задача секретных служб внутри стран заключалась в сдерживании конкретных политических угроз, в особенности угрозы со стороны революционеров, стремившихся свергнуть существующие режимы. Правительство царской России располагало масштабной тайной полицией, превышавшей по своей численности аналогичные службы в других европейских государствах[666]. Некоторые историки даже заявляли, что существует несомненное сходство между царским полицейским государством и СССР[667]. Не может быть сомнений: полномочия царской тайной полиции были обширны, что, в сочетании с отсутствием личных прав и свобод при самодержавии, часто приводило к полицейским злоупотреблениям и не создавало какой-либо основы, которая позволила бы в будущем защитить гражданские свободы или демократическое правительство. Но тем не менее царский надзор за населением в довоенные годы был несравним с советским ни по масштабу, ни по широте охвата. Внимание царской полиции было сосредоточено на относительно небольшом числе людей — на противниках режима и на тех, кого подозревали в революционной деятельности. До Первой мировой войны российская полиция не занималась слежкой за населением в целом и не беспокоилась о мыслях и чувствах своих подопечных, обращая внимание лишь на их действия.

Сдвиг к всеобъемлющей государственной политике отслеживания и формирования «настроений в народе» произошел в годы Первой мировой войны. Именно тогда, в условиях тотальной мобилизации, которая сопутствовала военному времени, различные правительства широко развернули работу по изучению мыслей, настроений и степени лояльности своего населения. В этом смысле надзор означал нечто гораздо большее, чем просто слежку за подрывными элементами. Новый честолюбивый замысел заключался в том, чтобы составить подробную картину мышления людей, а затем придать ему совершенно иную форму. Более того, теперь ставилась задача не просто защитить правительство от подрывной деятельности или революционного переворота, но создать просвещенное и лояльное общество, которое от всей души внесет вклад в военные усилия страны. Советское государство унаследовало эти формы надзора, задачей которых было узнать мысли людей, чтобы затем видоизменить их, получив сознательных граждан с высокой мотивацией.

Все главные воюющие страны — участники Первой мировой войны создали сложнейшие системы надзора, позволявшие отслеживать народные настроения. Одним из методов сбора информации была перлюстрация корреспонденции — тайное вскрытие части писем, проходящих через почтовую службу. В небольшом масштабе она практиковалась уже давно, начавшись в «черных кабинетах» Франции в XVII столетии и распространившись на Россию в конце XVIII века[668]. Но решительно вырос этот масштаб только в Первую мировую войну. Вначале правительства использовали перлюстрацию как меру безопасности — чтобы солдаты в своих письмах домой случайно не открыли важную информацию, которая могла бы попасть в руки врага. Однако война затянулась, и когда моральное состояние солдат начало вызывать растущее беспокойство властей, перлюстрация писем дала возможность измерения общественного мнения — как среди солдат, так и среди гражданских лиц.

К примеру, в 1915 году Франция ввела на военной почте цензуру в качестве средства против шпионажа, а в 1916-м — приказала цензорам докладывать о содержимом и солдатских писем. Цензоры начали систематически анализировать настроения во французской армии и включали в свои доклады как статистические данные, так и длинные цитаты, позволявшие наглядно показать, чтó думают солдаты[669]. В Великобритании штат почтовой цензуры, составлявший в конце 1914 года всего лишь 170 служащих, за год вырос до 1453 человек. В 1917 году это ведомство задержало доставку 356 тысяч писем, в которых, по его мнению, имелись сведения, ценные для врага[670]. К концу года британские почтовые цензоры уже не только охраняли военные тайны, но и собирали информацию о моральном состоянии солдат и мирных жителей, а британская армия начала составлять на основе этой информации еженедельные сводки о том, чтó думают в обществе по поводу войны[671].