Февральская революция стала поворотным моментом в истории России, хотя и не в истории надзора. Временное правительство, взявшее власть после свержения царя, в знак символического разрыва с репрессивной политикой старого режима распустило царскую полицию. Но отделы военно-политической цензуры продолжали работать, докладывая о настроениях солдат и их корреспондентов среди мирного населения. Кроме того, Временное правительство приказало губернским комиссарам своего нового Министерства внутренних дел докладывать о том, что происходит на местах, и к середине апреля направило в регионы уже конкретные директивы по сбору информации. Министерство распределило эту информацию по шестнадцати тематическим категориям, таким как, к примеру, крестьянские волнения в сельской местности, и дало указания губернским комиссарам сосредоточить внимание не столько на событиях, сколько на тенденциях общественно-политической жизни[680]
. Сотрудники Центрального комитета социально-политического просвещения при Временном правительстве собирали данные по уровню политической поддержки правительства и даже еженедельно чертили и заштриховывали цветными карандашами карты, позволявшие выявить очаги поддержки или противостояния, а также места, где наблюдались крестьянские волнения, трудности снабжения продовольствием и т. д.[681]Особый интерес представляли мнения русских солдат и их моральное состояние. Временное правительство продолжило отслеживать народные настроения, уделяя этому больше внимания, чем при царе, и ввело для данной цели специальные политические органы. В конце апреля 1917 года оно назначило комиссаров на главные фронты с двойной целью — гарантировать надежность офицеров, часть из которых враждебно относились к новому порядку, и обеспечить лояльность войск[682]
. Александр Керенский, будущий глава Временного правительства, в мае 1917 года находился на посту военного министра и создал для этой должности кабинет, включавший политический отдел, осведомительный отдел и отдел связи с войсками. Политический отдел издавал указания для комиссаров. В конце лета 1917 года глава комиссариата Военного министерства приказал комиссарам, прикрепленным к воинским подразделениям, направлять ему подробные еженедельные сводки об отношении солдат к правительству и даже распространил стандартные формы таких сводок[683].Итак, при Временном правительстве надзор за населением стал более развитым, более стандартным и в большей степени политическим. Цели надзора уже не сводились к предупреждению шпионажа, а аппарат по сбору информации вырос и стал более сложным. Но основные инструменты надзора — перлюстрация писем, использование осведомителей и регулярные доклады о народных настроениях — возникли до Февральской революции и широко использовались по всей Европе в годы Первой мировой войны. В свою очередь, знакомство с мнениями населения стало основой для правительственных попыток укрепить патриотизм. При Временном правительстве надзор оказался тесно связан с кампаниями по образованию для взрослых и политической пропаганде — с попытками добиться, чтобы солдаты новой, демократической России были уже не покорными подданными царя, а активными гражданами, готовыми сражаться за свою страну и ее дело.
Пропаганда военного времени
С усилением надзора в военные годы были тесно связаны мощные пропагандистские кампании, запущенные правительствами воюющих стран с целью повлиять на формирование образа мыслей своих граждан и добиться их лояльности. Конечно, использование пропаганды ради сплочения народа началось не в Первую мировую. Характер войны изменился во времена Французской революции и Наполеона: на смену профессиональным солдатам, воевавшим за своего монарха, пришли массовые армии призывников, сражавшиеся за свои нации. Массовая война требовала сплочения всего народа в борьбе за общее дело, и этой цели служила военная пропаганда. В России всеобщую воинскую повинность ввел Александр II в 1874 году, по совету военного министра Дмитрия Милютина и других деятелей, извлекших уроки из сокрушительных побед прусской национальной армии над Австрией в 1866 году и над Францией в 1871-м. Манифест Александра II отсылал к бисмарковской Германии как к доказательству того, что «сила государства не в одной численности войска, но преимущественно в нравственных и умственных его качествах, достигающих высшего развития лишь тогда, когда дело защиты отечества становится общим делом народа, когда все, без различия званий и состояний, соединяются на это святое дело»[684]
.