Взрослая колыбельная

Пока шли, я все крутила в голове свою нежданную просьбу. Чего-то мне не хватает в моей жизни, не хватает – и все. И как я устала делать вид, будто не понимаю, чего именно!

Кухня была небольшой. Открытое окно, на чисто выскобленном деревянном столе – гора муки, пахнет свежим молоком и дрожжами.

Месить тесто так странно… Особенно когда дочь женщины, подросток лет четырнадцати, делает это настолько споро и ловко. Не то что я, словно первый раз тесто в руки взяла. По большому счету так и есть, конечно, но она не знает, посматривает насмешливо. В ее понимании я взрослая женщина, а такой простой, нужной для ведения хозяйства вещи не умею, смех, да и только! И не важно, что я сыскарь на службе у князя – это другое, основное же мое предназначение – дом.

Только юность так категорична. Не переубеждать же, что чем старше, тем иначе смотришь на вещи? Так что я молча улыбнулась. И руки работают быстрей и ловчее, и дышится легче.

Женщина сказала – помочь и не догадывалась, что это они мне помогали. Они принесли в жизнь сыскарши, забывшей, кто она, простое и идеальное времяпрепровождение – приготовление из муки пышного свежего хлеба.

Невидимое, тонкое волшебство, с какой-то стороны куда более ценное, чем сыскной дар. Почему я не стала хорошей кухаркой? Годами купаюсь в грязи, смотрю на дебилов, их жертв, часто таких же дебильных, и не вижу, «куда живу». А тут, когда из печи начинает доноситься аромат печеного хлеба… как-то все не зря, кажется.

– Ну конечно! Вот ты где!

Дверь отворилась, впуская довольную Лельку, которая вдохнула полной грудью и при виде меня расслабилась.

– Хлеб печете?

– Да. Госпожа Катерина нам помогла, – ответила девчонка.

– Правда? – подруга, задрав бровь, уставилась на меня, будто в первый раз увидела. Пора уходить, у Лельки язык длинный, начнет им молоть, посторонних не постесняется.

– Ладно, мне пора. Спасибо.

– Тебе спасибо. Хлеба-то возьми.

Хозяйка быстро завернула в полотенце половину каравая. Отказаться сил нет. Его сейчас медом полить, да с холодным молоком. М-м-м…

Я – из дома, Лелька – за мной. Промолчала, к счастью, потом даже за молоком вызвалась сходить. Лесия и Пульвина с удовольствием присоединились к пиршеству на скорую руку, так что мы даже на обед не пошли, наелись хлеба.

Остаток отчета, как и предполагала, я закончила за два часа. Там и до ужина вроде рукой подать, но время уже девать некуда. Я металась по избе. Соседки ушли работать к порче, и можно было себя не сдерживать – Лелька не из тех, при ком нужно держать лицо.

Она, напевая, собирала вещи, потому что с утра тоже отправлялась обратно домой. Радовалась, конечно, ведь ее ждал не пустой дом и город, где тесно и душно, а любимые муж и дети. А в общем, хорошо, что она в настроении. Не будет лишний раз зудеть и указывать, как должно жить.

– Кать, ты чего не собираешься? – иногда спрашивала Лелька, напевая, но ответа не ждала.

А рука все ползла и ползла к животу, и сил терпеть не было.

– Лелька, скажи, я беременна?

Вопрос как взрыв огневойки посреди избы – такой же эффект. Все замерли и вылупились на меня.

Лелька подняла брови, но вопросов не задала – медленно бросила рубаху, которую складывала, обратно на кровать, подошла и сосредоточенно провела передо мною рукой, будто смазала с живота краску.

– Нет.

От боли в сердце я поморщилась. Мир не рухнул, солнце не погасло, но будто света вокруг стало меньше. Ничего нет. Я уеду отсюда и совсем ничего не увезу с собой. У меня никого не будет, не будет малыша, который успел так прочно занять мысли, что его несуществование кажется предательством.

– Катя, – Лелька откашлялась. По логике она должна спросить, кто предполагаемый отец, но она спросила: – А ты не думала остаться?

– С чего?

Ноги снова понесли меня к двери, но на улицу хода нет. Не в таком взвинченном состоянии. Глаза нужно спрятать, очень хочется, чтобы она объяснила, чтобы донесла до меня неуловимое, важное, то, что собственной головой придумать не получается.

– Может, с того, что ребенок предполагался не от Федора?

– Вот кому нужно было сыскарем становиться! – хмыкнула я.

– А ты не скалься. Я тебя как облупленную знаю. Гораславль не твое. Так почему не остаться?

– Зачем?

И так захотелось, чтобы Лелька открыла рот и просто сказала зачем!

– Может, не в этот раз, так в следующий? Беременность – дело несложное.

Прямо по больному месту, зараза, да еще таким спокойным да ласковым голосом.

– Как от тебя пациенты не разбегаются?

– А чего им разбегаться? – невозмутимо ответила Лелька, возвращаясь к складыванию рубахи. – И тему давай не меняй, я тебе не твоя подследственная. Боги зря людей не сводят, а вас так дважды свели. Оставайся.

– Он не просил.