Взрыв

Меня определенно ждали, и были готовы к этому визиту, а я дернул дверь на себя и замер на пороге, при виде обновившегося лица принца, представшего перед мной за столом Императора. Честно говоря, да, я злорадствовал, не только мое лицо оказалось бесповоротно испорчено. Ожоги на одной половине головы Геннадия выглядели не страшно, но сильно портили внешность мужчины, изменив ее навсегда, как и шрамы на щеках – меня. Стоя и смотря на него, я даже забыл, зачем сюда пришел, но опомнился, когда Майкл толкнул в спину и заставил переступить порог. Облегченно выдохнув, я был даже рад, что сейчас и здесь сидит именно этот человек. Вести переговоры с ним куда легче, нежели с тем из принцев, в похищении которого я виновен.

Кроме наследника трона в комнате находился придворный врач, и он в это время как раз измерял Геннадию давление, но морщился при каждом постороннем громком звуке. А за столом напротив сидели несколько молодых офицеров, имен которых я не помнил. Поклонившись рядом со мной, Майкл отдал знак почтения и покинул кабинет, закрыв за собой дверь. Окинув меня жутко усталым взглядом, наследник трона поморщился от прикосновений пальцев врача и посмотрел на него, но все слова определенно точно адресовал мне:

– Я даю тебе всего один шанс объяснить мне, почему я не должен тебя пристрелить прямо здесь и сейчас, – проговорил он тихо и ровно, и мне вдруг стало интересно, а почему он не сделал этого сразу, когда доложили мое имя. Оценивающе окинув взглядом собравшихся людей, врача и только потом вернув внимание Геннадию, я попытался построить логическую цепочку в голове, но мало что получалось. Я слишком долго на ногах, в бегах и усталость берет свое.

– Потому что если вы сейчас же не сделаете то, что я вам скажу – ваш сын умрет, – это было первое, что пришло мне в голову. Я не хотел угрожать ему, наоборот, предупредить, но судя по выражению лица, тому, как быстро оно изменилось и каким стало – Геннадий воспринял слова совершенно не так, как нужно. С момента, как гвардейцы назвали мое имя, он не арестовал меня, не заковал в кандалы, не отвел в подвал и не запер в камере. Позволил прийти сюда, и меня даже не обыскали. Это нарушало все мыслимые и немыслимые протоколы безопасности. Смотря на безумный и полный ненависти взгляд наследного принца я понял, что он догадался о причине моего визита. Откуда-то, но он знал, что я не пришел от имени Рейнхарда вести переговоры, что я сбежал и хочу ему помочь, хочу спасти дорогого мне человека в стенах дворца. Он знал, что я снова иду предавать его брата.

– А он умрет, если первым умрешь ты? – неожиданно поинтересовался Геннадий, но его руки не дернулись, он не полез за пистолетом, не кивнул одному из офицеров, не сделал ничего. Доктор в это время снял с себя стетоскоп и принялся собирать прибор в чемоданчик.

– Если я умру, у него не будет ни единого шанса на спасение, – честно ответил я, ведь тогда гвардейцы, преданные Рейнхарду будут иметь доступ во все уголки дворца, как имеют сейчас, и никто не остановит их на пути к цели, – и чем дольше мы тут болтаем, тем больше вероятности, что уже даже я не смогу его спасти, – решил я поторопить его, но беседовать при посторонних было нельзя. Любой из этих человек может оказаться сторонником Рейнхарда. Откинувшись на спинку кресла, принц кивнул доктору, и тот собирался выйти из кабинета, но я уже не мог его отпустить. Преградив путь, я покачал головой и снова обратился к Геннадию. Ведь если кабинет покинет преданный лидеру восстания, то он быстро всем сообщит, что я здесь только что сказал, – кабинет прослушивается? – Геннадий положительно кивнул, – кем?

– Службой безопасности, конечно, – как само собой разумеющееся сообщил он, а я обреченно выдохнул и закатил глаза. В их рядах тоже есть люди Рейнхарда. Тогда я прошелся вперед, нагло взял лист бумаги на столе и ручку и написал все то, что теперь не мог здесь произнести. Я старался писать быстро, но понятно, печатными буквами, пальцы не слушались и получались закорючки, слабо похожие на буквы. Еще мне приходилось прятать лист от пытавшихся заглянуть в него офицеров. Когда предупреждение было закончено, я протянул записку Геннадию, а сам покосился на снова протянувшегося к ручке двери доктору. Заметив мой взгляд, он замер и мило улыбнулся, словно ничего не делал. Хмурое лицо наследника трона менялось с каждым прочитанным словом. Его мимике можно только позавидовать, особенно учитывая ожоги. Представив, какую боль должно быть ему это доставляет, я сам поморщился. Мне вспомнилась моя собственная, нестерпимая и резкая.

Когда он поднял на меня взгляд, полный усталости и мучений, я в первую очередь увидел лопнувшие капилляры в его некогда синих глазах. Тяжело вздохнув, он тыкнул пару раз по планшету и когда на том конце связи ответили, уверенно заявил.