Взрыв

Помнит Уоткинс, поразило его сверкание «Звезды Африки» в скипетре. Было время, она принадлежала одному лишь человеку. Какая звезда ожидает его, Уоткинса? А может быть, плаха? Держал же кто-то, держал «Звезду» в своих руках! Почему не такой, как Уоткинс?! Подумал и о плахе... Как близки звезда и плаха, и в то же время какая пропасть разделяет их...

В тот миг он готов был умереть, лишь бы в мрачных застенках замка, среди сверкания национального богатства Великобритании он мог стать рядом со «Звездой Африки», лишь бы в связи с ней называли и его имя...

Ощущение неудачи за неудачей сопровождало всю его жизнь. Многие, кто работал с ним в лаборатории, вырвались вверх, стали известными учеными. А он только и знал, что экспериментировал. Полуробот... Иногда хвалили на ученых советах, но чаще всего ссылались на него, как на человека, подтверждающего сделанное кем-то открытие. Подтверждающего, но не открывшего. Так было сравнительно недавно с препаратом для возбуждения у бодрствующего человека строго определенных галлюцинаций. Не будет ли так и с торможением обмена веществ в живой клетке? Конечно будет, если ничего не организовывать. В жизни ничто не приходит само, даже если и заслужил...

Лишился нормальной человеческой жизни, отказался от любимой женщины — все бросил в надежде, что здесь, в Центре, он станет вровень с сильными мира сего. А это так важно!.. Не один год прошел, как не видит чистого открытого неба, а только сквозь прозрачный купол или с экрана телевизора. Неужели из-за привередливости русского профессора отказаться от голубой мечты? Не нашел пути к русскому, не нашел... Но это еще не означает поражения.

Уоткинс спрятал бумажник.

— Надеюсь, господин профессор, что наш разговор не окончен.

— Окончен! — горячился Иван Андреевич.

— Ну хорошо... Говорить со мной подобным тоном я бы не советовал.

Уоткинс кусал губы. Он начал вышагивать по веранде, то закрывать, то открывать двери комнат, в которых сидели шахматисты и пожилая седовласая женщина.

— Я своими руками много сделал в науке. Не думайте, что научный мир будет вертеться только вокруг вас одного. Кто добился в продлении жизни человека конкретного результата? Я! И нечего с пренебрежением смотреть на меня.

«Не рассыпай бисер перед свиньями...» — с укоризной вспомнил Иван Андреевич мудрость древних. Схлынуло с него негодование.

— Я хочу отдохнуть, господин Уоткинс. Это возможно?

— Возможно!

— Прошу вас... Прекратите хождение. Я к вам обращаюсь, господин Уоткинс. Верните меня в отведенную мне комнату.

— Что-о?! В комнату‑у?.. — Уоткинс схватился за голову. — Да-да... Помню комнату. Извините, господин профессор. Простите, ради бога! Затмение нашло. Прорвалось... Должно же когда-то прорваться наболевшее. Простите. В моей трагедии вы-то при чем? Первый раз видимся... Просто вам в жизни повезло, а я неудачник...

— Очень прошу, покажите обратный путь в мою комнату.

— Хорошо, хорошо... Я вас понимаю. Простите меня... Зачем обратно в комнату? Отдыхайте здесь, подберем комфортабельную квартиру с повышенными удобствами. Свободных квартир много. Живите. Стоит ли до конца портить настроение? Опять придется под одной крышей... Да и карантинные строгости... Сегодня мы вошли без лишней траты времени. А что будет завтра? Я не уверен в завтрашнем дне.

— Хорошо. Покажите, где я могу провести ночь. И еще вот что... В моей комнате осталась бритва, другие необходимые вещи. Велите принести.

— Не беспокойтесь, здесь найдется все. — Уоткинс схватил Петракова за руку и повел по веранде. — Ванна, любые процедуры, если захотите... А уж о белье, о бритве, о прочем... О чем разговор, господин профессор!

Он распахнул дверь и вошел в комнату первым. На стенах в массивных золоченых рамах — старинные картины, на полу — пышный ковер теплых бежевых тонов, кресла, стулья в стиле рококо.

— Здесь вам будет удобно. Воздух, чувствуете, какой? Никто не живет, не проветривали... Вот, пожалуйста, кондиционер. Там — служебные помещения, а вот, если захотите поужинать...

— Скажите, господин Уоткинс, завтра мы в этом же здании продолжим знакомство с научными делами вашего Центра?

— Конечно! Здесь есть что посмотреть.

— А как встретиться с господином Гровсом?

— Зачем? — замер посреди комнаты Уоткинс.

— Попрошу ускорить свой отъезд.

— Аа... Это по его части. Я передам ваши слова о встрече с ним. Спокойной ночи. — Уоткинс раскланялся. Он заложил правую руку за спину и мелкими шажками направился на веранду.

2

Ночь темная, липкая. Звезды не видны. Из окна недоступны взору Ивана Андреевича купол над городом и небесные светила.

Он вплотную чувствовал холод черной ночи. На стекле от дыхания расплывалась матовая круговина; провел пальцем слева направо, и по стеклу протянулась вороненая полоса.

«...Для чего мне эта ночь? Для отдыха? Но я ничего не сделал, чтобы иметь нормальный отдых. Дома, бывало, с радостью рассказывал о каждом рабочем дне. И все домочадцы знали: ближе, ближе я к своей научной истине. Отдых, предвкушение близкого отдыха — это ли не награда за труд? Потому, наверно, и отдыхать было радостно, безмятежно.