Взрыв

Я так и старался делать, словно во время ее стояния у зеркала меня вовсе нет дома, хотя невеселые «новинки» жены были мне, конечно, известны. Я не следил за ее косметическими чудачествами, ничего не говорил ей по этому поводу. Вместе прожили много лет, уже не требовались усилия, чтобы и ей и себе честно признаться: стареем...

Но она ведь женщина! А кто из женщин не верит в чудо? Постоянно можно слышать одно и то же: знаменитые артистки посмотрите как выглядят, а знаете, сколько им лет? Вот что значит доступны особые средства, а также выдающиеся специалисты — косметологи, что твои волшебники... И уже вздыхают: дотянуться бы до волшебников...

Я видел начало угасания красоты Марии, и ей была неприятна моя наблюдательность. Для меня хотела она сохранить красоту, молодость; это я понимал и благодарен был за ее старания. К сожалению, и я утратил свежесть. Будто глаза, лицо и все-все осталось таким же, как в первые годы супружества. Нет, дорогой мой, не надо обманывать себя. Я и не обманывал, просто хотелось быть стройнее, бодрее, в общем, таким, как прежде, чтобы не тяготели грузом прожитые годы. Хотя бы внешне это не отражалось.

А Мария даже с грустными складочками на лице все равно была хороша собой. Помнится, на недавнем юбилее моего друга, профессора, мужчины наперебой звали ее то к столу, то на танцы, то на прогулку. Она была просто хороша. И она это чувствовала, женщин в этом деле не надо учить. Но как вела себя... Даже кокетничала!

— Ну, Мария! — прошептал я, когда она изволила все же подойти ко мне.

Она засмеялась. «Это все игрушки, забава», — будто сказала она. Поверил я. А все же, если это так, зачем перед другими мужчинами стараться? Помню, я так и спросил. Она улыбнулась, пожала плечами. Смущения Марии не заметил, видимо, посчитала: «А чего особого?» Что ж, такая непроницаемость присуща обычно опытным людям — не впервые им...

Разразился скандал. Я был в чем-то неправ, может быть, примитивен. А Мария разве права? От большой любви к мужу другую любовь не ищут, внимание посторонних мужчин к своей персоне не привлекают.

Не слишком ли я постный человек? Ужас как несовременен. Но я — такой, никаким другим — все понимающим, разбитным, респектабельным, во всем самым-самым — не хочу быть. Насмотрелся достаточно на многих современных, респектабельных.

Наверное, начал стареть я. Всю жизнь был самим собой, таким, как есть, многое впитал от окружения и сам влиял на окружающих. В моей жизни свои допуски, как в условиях конструирования каждой новой машины для ее лучшего использования; свои ограничения, как в строгом воинском уставе; свои понятия, симпатии и прочее, прочее. Моя нравственность — как тщательно исполненный рабочий чертеж одной детали — моей личной жизни — в общей сложнейшей картине огромной современной машины — всего общества.

Да, бываю порой щепетилен. «Чрезмерно щепетилен!» — так обычно говорила Мария. Но ведь моя щепетильность идет не от кокетства, не от желания казаться, а прежде всего от стремления к чистоте, к предельной ясности во взаимоотношениях с женой, с сослуживцами, со всем обществом. Понимаю, окончательной цели в своем стремлении я не достигну; это невозможно, как невозможно получить бесконечно большую или бесконечно малую величину. Но разве само стремление так уж плохо? Разве оно кому-то причиняет боль? Зачем же меня упрекать в чрезмерной щепетильности?

Видимо, я создаю сложности друзьям, жене, поэтому со мной уже трудно общаться... Что ж, тут я бессилен. Процесс необратим.

Я люблю Марию. За двадцать лет совместной жизни грешный быт не раздавил это чувство. И Мария не изменилась ко мне. Но почему ссорились, почему рождались недоразумения? Наверное, без окалины в человеческих отношениях не обойтись, как не обойтись без сопутствующих шлаков в любом процессе, если он — само развитие, а не застой.

Впервые поссорились сразу, как только познакомились. Повод куда каким смешным теперь кажется. Впрочем, само знакомство тоже более чем легкомысленное. Я уже работал после института и, видимо, был на хорошем счету, коли меня включили в состав авторитетной комиссии. Мы приехали в Ртищево проверять состояние здравоохранения в городе. Разместились в гостинице.

В те давние годы что это за гостиница была! Один умывальник на весь этаж. Проснулся рано (я всегда просыпаюсь рано — привычка, чтобы на работу успеть точно в назначенное время), побегал по травушке-муравушке между булыжной мостовой и тротуаром — пот выступил. В умывальнике разделся до пояса — и давай плескаться. Справа, слева подходят и уходят мужчины, у каждого свои заботы. Лишь один, вижу краешком глаза, побрился безопаской, умылся и стоит в уголочке с наброшенным через плечо полотенцем. Коротенький, толстенький, с черными, нацеленными на меня глазками.

В коридоре у выхода из умывальника он извинился и этим извинением на моем пути будто выставил поперечину. Сразу, как говорится, взял быка за рога. Где работаю? В каком номере живу? Надолго ли в Ртищево? Женат ли? Когда узнал, что не женат, обрадовался, как ребенок новой игрушке.