Взрыв

Нежный убаюкивающий голос Регины... Гровс открыл глаза. Молодец Регина! Когда она вошла? Задремал, наверное, потому и не слышал. Он указал на стул. Регина села рядом, губами ощупала его лоб — температуры не было.

Маленькие мягкие руки Регины грели его тощую, высохшую ладонь. От ощущения живого тепла становилось Гровсу уютней в комнате отдыха, в этом благоустроенном каменном ящике. Сервант с поблескивающей за стеклом посудой показался обжитой семейной принадлежностью... «Семейной? — усмехнулся Гровс. — Их, что ли, с Региной?» В его положении, с его деньгами на континенте не такое отыщется...

Гровс уснул. Регина укрыла его пледом и пошла варить кофе. После сна он всегда требует кофе.

Он спал долго. Во сне видел, как плоская, порезанная на прямоугольные листы осенняя желтизна осыпалась с высокого дерева на его голову, на узкий балкон, на дорогу. Эти листы были с кривыми строчками Петракова. Гровс пытался поймать хотя бы один лист, но пальцы не сжимались, и задержать было нечем. Попробовал прочитать, наклонившись над одним листом на дороге, но из кармана выскользнули очки и разбились. Очков не было жаль — это Гровс хорошо помнит, а вот то, что не прочитал запись на листе, вот это разволновало. Скоро пойдет дождь, и он смоет все написанное... Черт-те что втемяшится!..

До неприятного резко щелкнул в вечерней темноте выключатель. В дверях стоял Хаббарт. За его спиной мелькнула Регина. У Хаббарта испуганно бегали глаза.

— Господин Гровс, проснитесь. Господин Гровс... — нервно повторял он.

— А я не сплю... С чего ты взял? Я прилег отдохнуть, только и всего, — почувствовал недоброе Гровс. Вставая, он набычился, налился решимостью к еще неведомой неприятности.

— Господин Гровс, с континента спрашивают: вы, господин Гровс, смеетесь над ними или как-то по-иному понимать переданные документы?

Это — как удар из-за угла. Кто разыгрывает комедию: там, на континенте, или здесь — Петраков? Но ведь у Петракова все получилось, солдат ожил.

— Передай: пусть у себя поищут клоунов. И вообще, что это за разговор?!

— Так и сообщить?

— Так и передай!

Почуяли, что запахло жареным, вот и начали воду мутить. Знал Гровс немало подобных случаев. Когда наступает дележка сладкого пирога, сразу является столько достойных вознаграждения людей, что непонятно, где они раньше умещались. Появляются, как бесчисленные слизняки после дождя. И все умные, деловые, все топорщатся. Оказывается, все они — в поте лица, на передней линии самого главного дела. И каждый норовит откусить побольше, а другого, кто, может быть, и заслужил вознаграждение, но оказался на их пути, стремятся стереть в порошок. Знает все это Гровс. В его руках живое свидетельство выполненной работы — солдат. Так что, господа, не очень повышайте голос. Конечно, коли наметили сорвать куш, то не сразу остановишь таких людей объективными доводами. Придумают еще что-нибудь, может быть, самое несуразное. Что ж, тогда легче будет с ними расправиться, с их разгулявшимся аппетитом. Что придумали: Гровс смеется над ними!.. Обычно на континенте о Гровсе говорили как о серьезном исполнителе, обстоятельном в любом деле. Или это только в глаза, а стоит отвернуться — и услышишь совсем другое? И так бывает. Он, Гровс, отсюда сумеет разобраться, что к чему, на континенте есть на кого положиться, помогут.

Вернулся Хаббарт. Он нерешительно топтался в двери, взглядывая сквозь очки на Гровса.

— Ну, чего мнешься?

— Я... ничего, господин Гровс. Понимаете ли... С чего лучше начать?.. Не верят они документам — вот какая штука. Говорят, это имитация науки, подделка. Это, говорят они, копия карты эксперимента, разработанной у них. В нашем Центре проставлены только дни и часы. Ну и еще какая-то, извините, чертовщина, какие-то темные, по их выражению, листы. Не относятся к делу или, говорят, имеют к эксперименту отдаленное отношение...

«Идиот! — выругал себя в душе Гровс. — Почему не проверил бумаги, прежде чем передавать на континент?..»

— Но ведь солдат ожил! — злился он. — Вот им и документ! Если мало смыслят, то пусть не берутся за документы, пусть другим специалистам передадут. Так и скажи. Буду говорить сам, и только с главным. Тогда узнают, как на горячих угольках сидеть.

— Не верят они, господин Гровс. Даже тому, что солдат ожил. Все из-за материалов. Требуют показать им на экране живого солдата.

— Покажи! Хотя это и секрет. Пусть заткнутся.

— Некого показывать, вот беда.

Гровс будто уперся в невидимую стену:

— Как это — некого? Солдат не сможет дойти? На носилках его! Петракова приведи. Пусть все объяснит сам.

— Нету их... Такая странная ситуация.

Гровс медленно подступил к Хаббарту, схватил за модно отстроченные лацканы пиджака:

— Я приказываю, слышишь, немедленно обоих привести ко мне! Обоих!

Не такой сильный Гровс, можно вырваться из его рук. Но он — все еще руководитель Центра, он еще имеет право кричать, требовать, трясти... Выдержать надо, чтобы сохранить свои служебные позиции.