Взрывная Шипучка

— Май, ты жив? — сквозь толстую пелену доносится голос подруги.

— А-а-а-а, — из меня выходит только тяжелый протяжный стон.

Пытаюсь разомкнуть глаза, но они будто склеены горячим воском. Меня трясет, словно от холода, а горло обхватывает раскаленный обруч, больно даже вдыхать. Я то впадаю в забытье, то возвращаюсь в ужасающую реальность, где мне бесконечно больно и горячо.

Лица касается что-то прохладное, и я жадно впитываю в себя этот холод. С губ снова срываются нечленораздельные звуки, но подруга понимает меня без слов и подносит ко рту стакан с водой. Несколько глотков опускаются по горлу раскаленной лавой, и я снова болезненно мычу. Гуся что-то говорит, тычет мне подмышку градусник и меняет теплое полотенце на лбу.

Сквозь полусон я слышу обрывки разговора:

— Высокая температура… девушка, двадцать четыре… Козлова 18…

Потом снова тьма.

Шум голосов вырывает меня из сна, чтобы снова напомнить, как отвратительно находиться в сознании. Мне даже удается открыть глаза, но я тут же закрываю их обратно, стоит увидеть синие костюмы врачей. Ненавижу медиков. С тех пор как они мне варварски аппендицит чуть ли не наживую резали и ненавижу. От одного вида этих халатов и стетоскопов тут же в дрожь бросает. Или это от жара?

Гуся отвечает на их вопросы за меня, снова меряет мне температуру и даже разговаривает на повышенных тонах, но в ответ я слышу лишь равнодушный бубнеж. "Да им дела нет, что я сейчас сдохну!" — мысленно кричу подруге, но думаю, она и сама это уже поняла.

Хлопает входная дверь, гаснет верхний свет, на лбу сменяется тряпка. Несколько минут мы почти разговариваем: Гуся что-то лопочет, я мычу в ответ. Потом снова отключаюсь.

— Я не знаю… Ближайшая круглосуточная аптека… ага. Анальгин, Супрастин, Но-шпа. Отправлю…

Мне снится сон: я сижу за огромным столом и пью чай с сумасшедшим кроликом. Я не хочу, мне ужасно жарко от этого его пойла, но он все подливает и подливает. А потом вскакивает на стол и, расшвыривая своими огромными лапами посуду, бежит прямо ко мне. Хватает за горло и пытается впихнуть в рот огромные конфеты.

— Время пить чай! — безумно выпаливает он.

Я морщусь и пытаюсь отклониться, но ему на помощь приходит не менее сумасшедший шляпник. Сжимает мои плечи и встряхивает. Я открываю рот, чтоб послать его куда подальше, но в этот момент кролик пихает в меня конфету и тут же вливает мерзкий сладкий чай прямо в рот.

— Вот и умница! — играет кустистыми бровями шляпник.

Я больно сглатываю и хватаю пушистую нечисть за уши. Кролик тоненько пищит и вырывается. Я ехидно смеюсь, а шляпник пользуется этим и снова пихает мне в рот конфету. Горькую, отвратительную. Я морщусь и пытаюсь встать. Уж лучше красной королеве голову склонить, чем вот это все терпеть! Там еще помнится, Валет симпатичный должен быть.

Но не тут-то было. Огромные ручищи пригвождают меня к твердому сидению и снова тянутся к отвратительной конфете. Крепко сжимаю губы, хотя так и хочется спросить: откуда это у вас такие руки, шляпник? Но тогда опять придется глотать эту гадость.

— Еще одну-у-у, — мерзко тянет ушастый.

Я мотаю головой, хотя это вызывает ужасную боль. Тогда кролик меняет тактику и начинает щекотать меня своими пушистыми ушами: нос, глаза, шею. А шея это пипец чувствительное место! Меня разбирает смех, и даже не замечаю, как маленькая ложечка с противным вареньем заходит в рот. Ах ты, коварный рукастый шляпник!

Ну, хотя бы не конфета.

Носик маленького фарфорового чайника снова вливает мне в рот горячий чай. Я принимаю свою участь безропотно. Лишь бы не голову с плеч, честное слово. И чего это я собралась идти сдаваться королеве? Шляпник поглаживает меня по плечам и надо сказать, он начинает мне нравиться. Такой… неординарный! Такой… сильный! Такой… Медведь.

Следующее пробуждение дается мне гораздо легче. Глаза спокойно реагируют на утренний свет, льющийся через окно спальни, тело больше не трясет, даже руки слушаются и отрываются от одеяла, чтобы почесать шею. Я вся потная, липкая. Очевидно, меня не слабо прогрело сегодня ночью. Убираю налипшие пряди и откидываю одеяло. Пить хочется страшно. Тянусь к табуретке возле кровати, на которой стоит чашка, и жадно выпиваю все, что там есть. Правда, этого, кажется, ужасно мало. Мне бы ведро воды сейчас.

Спускаю ноги с кровати и принимаю вертикальное положение. Комната тут же плывет. Слабость неимоверная. Колени подрагивают, тяжелая голова тянет обратно на подушку. Но желание пить пересиливает все. До кухни добираюсь медленными шаркающими шажками вдоль стеночки. Гуся спит прямо в одежде, но при звуке льющейся из бутылки воды сразу вскакивает.

— Май! — таращит на меня свои глаза.

Я заливаю в себя жидкость и тяжело выдыхаю.

— Ты как? — спрашивает подруга и тянется к моему лбу.

— Вроде лучше, — выходит хрипло.

— Я ужасно вчера испугалась! У тебя температура фигачила под сорок. А эти врачи… у них с собой даже жаропонижающих нет!

— Да здравствует бесплатная медицина, — приподнимаю стакан, слово произношу тост и снова присасываюсь к воде.